Колоссянам 1 глава

Послание к Колоссянам апостола Павла
Синодальный перевод → Толкование Иоанна Златоуста

Синодальный перевод

1 Павел, волею Божиею Апостол Иисуса Христа, и Тимофей брат —
2 находящимся в Колоссах святым и верным братиям во Христе Иисусе:
3 благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа. Благодарим Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, всегда молясь о вас,
4 услышав о вере вашей во Христа Иисуса и о любви ко всем святым,
5 в надежде на уготованное вам на небесах, о чём вы прежде слышали в истинном слове благовествования,
6 которое пребывает у вас, как и во всём мире, и приносит плод, и возрастает, как и между вами, с того дня, как вы услышали и познали благодать Божию в истине,
7 как и научились от Епафраса, возлюбленного сотрудника нашего, верного для вас служителя Христова,
8 который и известил нас о вашей любви в духе.
9 Посему и мы с того дня, как о сём услышали, не перестаём молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном,
10 чтобы поступали достойно Бога, во всём угождая Ему, принося плод во всяком деле благом и возрастая в познании Бога,
11 укрепляясь всякою силою по могуществу славы Его, во всяком терпении и великодушии с радостью,
12 благодаря Бога и Отца, призвавшего нас к участию в наследии святых во свете,
13 избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего,
14 в Котором мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов,
15 Который есть образ Бога невидимого, рождённый прежде всякой твари;
16 ибо Им создано всё, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, — всё Им и для Него создано;
17 и Он есть прежде всего, и всё Им стоит.
18 И Он есть глава тела Церкви; Он — начаток, первенец из мёртвых, дабы иметь Ему во всём первенство,
19 ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нём обитала всякая полнота,
20 и чтобы посредством Его примирить с Собою всё, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное.
21 И вас, бывших некогда отчуждёнными и врагами, по расположению к злым делам,
22 ныне примирил в теле Плоти Его, смертью Его, чтобы представить вас святыми и непорочными и неповинными пред Собою,
23 если только пребываете тверды и непоколебимы в вере и не отпадаете от надежды благовествования, которое вы слышали, которое возвещено всей твари поднебесной, которого я, Павел, сделался служителем.
24 Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь,
25 которой сделался я служителем по домостроительству Божию, вверенному мне для вас, чтобы исполнить слово Божие,
26 тайну, сокрытую от веков и родов, ныне же открытую святым Его,
27 Которым благоволил Бог показать, какое богатство славы в тайне сей для язычников, которая есть Христос в вас, упование славы,
28 Которого мы проповедуем, вразумляя всякого человека и научая всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе;
29 для чего я и тружусь и подвизаюсь силою Его, действующею во мне могущественно.

Толкование Иоанна Златоуста

БЕСЕДА 1

«Павел, волею Божией Апостол Иисуса Христа, и Тимофей брат, находящимся в Колоссах святым и верным братьям во Христе Иисусе: благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа» (Кол 1:1−2).

Время написания и содержание послания. — Различные роды дружбы. — Противопоставление трапезы для богатых с трапезой для бедных. — Описание роскошного пира. — Зло пресыщения.

1. Все послания Павла святы; но те, которые он писал, находясь в узах, — каковы к ефесянам, к Филимону, к Тимофею, к филиппийцам, и каково это настоящее, — заключают в себе что-то более; а и это он послал, находясь в узах, как сам говорит: «Дабы я открыл ее, как должно мне возвещать» (Кол 4:4). Но это послание, кажется, позднее послания к римлянам; последнее писал он, еще не видавши римлян, а это, когда уже видел их и приближался к концу проповеднического служения, что очевидно из следующего: в послании к Филимону он говорит: «Не иной кто, как я, Павел старец» (Флм 9), и просит об Онисиме; а в этом посылает самого Онисима, как говорит: «С Онисимом, верным и возлюбленным братом» (Кол 4:9), называя его верным, возлюбленным и братом. Потому в этом послании выражается уверенно: «От надежды благовествования, которое вы слышали, которое возвещено всей твари поднебесной» (Кол 1:23), так как проповедь уже имела время. Послание же к Тимофею, думаю, написано позднее этого, — оно написано перед самой кончиной, так как в нем говорит: «Ибо я уже становлюсь жертвой» (2Тим 4:6). Но все же оно старше послания к филиппийцам, так как в нем является он при начале уз в Риме. Почему же я говорю, что эти послания заключают в себе нечто более? Потому, что он писал их, находясь в узах. Как писал бы мужественный воин с поля битвы, на котором он поставил трофеи, — так делает и он. Он сам знал, что это — дело великое. Так, пиша к Филимону, он говорит: «Которого родил я в узах моих» (Флм 10). И это сказал, чтобы мы не только не унывали в бедствиях, но и радовались. При этом был с ними Филимон, потому что и там говорит: «И Архиппу, сподвижнику нашему» (Флм 2), и тут: «Скажите Архиппу» (Кол 4:17). Мне кажется, что ему поручено было какое-либо церковное дело. Павел не видел ни их, ни римлян, ни евреев, когда писал к ним. О последних упоминает он во многих местах, а о тех — послушай, что говорит: «Ради всех, кто не видел лица моего в плоти» (Кол 2:1), и опять: «Ибо хотя я и отсутствую телом, но духом нахожусь с вами» (Кол 2:5). Он знал, что его присутствие везде весьма важно, а потому, и не находясь у них, он всегда представлял себя как бы находящимся: так, смотри, когда он наказывает блудника, он представляет себя на судилище: «А я», — говорит, — «отсутствуя телом, но присутствуя у вас духом, уже решил, как бы находясь у вас» (1Кор 5:3); и опять: «Приду к вам, и испытаю не слова возгордившихся, а силу» (1Кор 4:19); и опять: «Не только в присутствии моем, но гораздо более ныне во время отсутствия моего» (Флп 2:12). «Павел, волей Божией Апостол Иисуса Христа». Нужно сказать и о содержании, какое мы находим в послании. В чем же состоит оно? (Колоссяне) приводимы были к Богу через ангелов, держались многих иудейских и языческих обычаев: (в послании) это исправляется. Для того (Павел) в самом начале говорит: «Волею Божией» (δια δελήματος θεού), при чем опять употребил δια (через). «и Тимофей брат». Следовательно, и он был апостол; вероятно, знали и его. «В Колоссах святым». Колоссы был город фригийский и, как известно, недалеко отстоял от Лаодикии. «И верным братьям во Христе». Как, скажи мне, ты сделался святым? Почему называешься верным? Не потому ли, что освятился смертью Христа? Не потому ли, что веруешь во Христа? Как ты стал братом? Ведь ни в деле, ни в слове, ни в подвиге ты не показал себя верным: почему же, скажи мне, вверены тебе такие тайны? Не ради ли Христа? «И верным братьям во Христе». Откуда вам благодать? Откуда мир? «От Бога Отца нашего», — говорит. Но имени Христа он ни вносит сюда. Спрашиваю хулителей Духа: откуда Бог Отец рабов? Кто (из рабов) совершил столь великие дела? Кто сделал тебя святым? Кто — верным? Кто — сыном Божиим? Сделавший тебя достойным веры, — тот сам и виновник того, что тебе вверено.

2. Верными мы называемся не потому только, что веруем, но и потому, что Бог вверил нам тайны, которых прежде нас и ангелы не знали. Впрочем, Павел полагает это безразлично. «Благодарим Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа». Мне кажется, он все относит к Отцу, так чтобы не вдруг обратить к ним слово. «Всегда молясь о вас» (ст. 3). Он показывает любовь свою к ним не только благодарением, но и непрестанной молитвой, потому что и кого не видел, и тех всегда имел в себе. «Услышав о вере вашей во Христа Иисуса». Выше упомянул о Господе нашем, а здесь об Иисусе Христе. Сам Он — Господь, говорит он, — не (сказал): рабы Ииcyca Христа, — и вот знамения благодеяния: «Ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф 1:21), сказал (евангелист). «Услышав о вере вашей во Христа Иисуса и о любви ко всем святым» (ст. 4). Павел уже располагает их к себе; тот, кто возвещает это, бывает приятен. Послание отправляет он с Тихиком, которого удержал у себя. «И о любви», — говорит, — «ко всем святым», — а не к некоторым только, — следовательно и к нам. «В надежде на уготованное вам на небесах»: говорит о будущих благах. Это — против искушений, чтобы успокоения не искать здесь. А иначе кто-нибудь сказал бы: что пользы любить святых, когда они бедствуют? Мы радуемся, говорит, что вы стяжали себе великие (блага) на небесах. «В надежде на уготованное»: указывает на нечто безопасное. «О чем вы прежде слышали в истинном слове». Это — укорительное слово для них за то, что, имя с давнего времени, они изменили. «О чем вы прежде слышали», — говорит, — «в истинном слове благовествования» (ст. 5). И истину свидетельствует словом — справедливо, потому что лжи в Нем нет. «Благовествования»: не говорит — проповеди, но называет благовествованием, непрестанно напоминал им о благодеяниях Божиих, и самое напоминание им об этом делает, сперва похвалив их. «Которое пребывает у вас, как и во всем мире». Здесь уже (Павел) говорит приятное им. «Которое пребывает у вас» — сказано метафорически: не то, что пришло оно, говорит, и удалилось, но там остается и пребывает. Потом, так как многие тогда особенно утверждаются в учении, когда имеют многих союзников, то и прибавляет: «Как и во всем мире». Оно везде присуще, везде владычествует, везде стоит. «И приносит плод, и возрастает, как и между вами». Плодоносно оно делами, растимо — тем, что многих принимает, что более утверждает; ведь и растения тогда бывают густы, когда растение стоит твердо. «Как и между вами». Похвалами (Павел) наперед овладевает слушателем, чтобы он не удалился против воли. «С того дня, как вы услышали». Удивительно, что вы скоро пришли и уверовали и тотчас в самом начале показали плоды. «С того дня, как вы услышали и познали благодать Божию в истине» (ст. 6), — не в речи, не в обмане, а в самых делах. Это выражает он словом: «приносит плод», то есть богато знамениями и чудесами, которые вы тотчас приняли, как скоро познали благодать Божию. А что тотчас показывает свою силу, тому разве не тяжело не верить? «Как и научились от Епафраса, возлюбленного сотрудника нашего»: он, вероятно, там проповедовал, — от него узнали вы евангелие. Потом, показав, что этот муж достоин доверия, говорит: «Сотрудника нашего, верного для вас служителя Христова, который и известил нас о вашей любви в духе» (ст. 7−8). Не сомневайтесь, говорит, касательно будущей надежды, — видите, что вселенная обращается. И нужно ли говорить, что происходит у других? Помимо этого, и происходящее у вас достойно веры, — потому что «познали благодать Божию в истине», то есть в делах. Этими двумя (вещами) утверждается будущее — тем, что все уверовали, и тем, что — вы. И не иное произошло, а иное говорил Эпафрас, — нет, говорит, — он «верного», то есть истинен. Но почему он — «для вас служителя»? Потому, что пошел (к Павлу): «Который и известил нас», — говорит, — «о вашей любви в духе», т. е. духовную любовь к нам. Если же он — служитель Христов, то как вы говорите, что приведены через ангелов? «Который и известил нас», — говорит, — «о вашей любви в духе»: это любовь дивная и твердая, тогда как другие носят только имя любви. Некоторые бывают не таковы; но это — не дружба, а потому и легко расторгается.

3. Много есть случаев приобретать дружбу; о постыдных мы теперь упоминать не будем, — никто ведь не станет возражать против того, что они дурны, — но, если хотите, выведем наружу случаи естественные и житейские. Житейские бывают, например, те, когда кто-либо получает (от другого) нечто доброе, приобретает друга от предков, разделяет с кем-нибудь трапезу или путешествие, либо живет в соседстве. Хороши и эти случаи. К ним относится также одинаковость занятий, хотя тут не бывает искренности, тут — место ревности и зависти. Естественные же случаи дружбы, например, отца к сыну, сына к отцу, брата к брату, дела к внуку, матери к детям, — прибавим, если угодно, — и жены к мужу, — потому что все случаи брачные принадлежат к числу житейских и земных. Последние кажутся сильнее первых; говорю — кажутся, потому что часто преодолеваются первыми: иногда друзья (по житейским отношениям) бывают искреннее расположены, чем братья (к братьям) и сыновья к отцам; иной, и состоя в родстве, не поможет, а иной, не будучи и знаком, придет и поможет. Но любовь духовная — выше всякой другой любви, она, точно какая-то царица, владычествует над своими, и потому блистательнее (их) одета; ничто земное не рождает ее, как ту, — ни привычка, ни благодеяние, ни природа, ни время; она нисходит свыше, с небес. И что удивительного, если для своего существования она не имеет нужды в благодеянии, если и от злостраданий не гибнет? А что она более той, выслушай слова Павла: «Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих» (Рим 9:3). Какой отец пожелал бы (ради детей) быть в несчастии? И опять: «Разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп 1:23−24). Какая мать решилась бы сказать это, выражая пренебрежение к детям? И опять послушай, что говорит: «Быв разлучены с вами на короткое время лицом, а не сердцем» (1Фес 2:17). Там отец, будучи оскорблен, прекращает дружбу; а здесь не так, здесь он идет к побивавшим его камнями, с целью благодетельствовать им. Нет ничего, подлинно ничего столь крепкого, как узы духа. Кто становится другом, получая благодеяния, тот, если они не будут непрерывны, сделается врагом; кто стал неразлучен по привычке, тот, когда привычка прервется, погашает дружбу. Жена, когда (между супругами) происходит драка, оставляет мужа и прекращает любовь; сын, когда видит, что отец его долго живет, начинает тяготиться. Но в любви духовной нет ничего такого: она ничем таким не разрушается, так как и составь ее не таков. Ни время, ни долгий путь (жизни), ни злострадание, ни выслушивание неприятностей, ни гнев, ни оскорбление, — ничто не проникает в эту любовь и не может разрушить ее. Знай, — Моисей побиваем был камнями (от евреев) и просил за них (Исх 17). Какой отец сделал бы это за (сына) бросившего в него камень? Напротив, не напал ли бы он на него сам? Этой-то дружбы духовной должны мы искать, потому что она крепка и неразрывна, а не (дружбы) застольной, которую туда (в жизнь духа) и вводить возбраняется. Послушай, в самом деле, что говорит Христос в Евангелии: «Не зови друзей твоих, ни соседей богатых, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых» (Лк 14:12−13). И это справедливо, — потому что за них (назначена) великая награда. Но ты не можешь, ты не в силах пировать с хромыми и слепыми, ты почитаешь это тяжелым и скучным? Не следовало бы, конечно (избегать этого); впрочем в этом нет необходимости: если уже ты не сажаешь их с собою, то посылай к ним кушанья с своего стола. Ведь кто пригласил друзей, тот не сделал ничего великого, и здесь уже получил награду; а кто приглашает маломощного и бедного, тот имеет своим должником Бога. Итак, мы должны скорбеть не о том, что не получаем здесь (воздаяния), а о том, что получаем, потому что там уже не получим. Или, что то же, если человек воздаст, Бог не воздаст; а если не воздаст человек, воздаст Бог. Постараемся же благодетельствовать не тем, которые могут воздать нам, и благодетельствовать не с такими надеждами: это — холодный расчет. Если приглашаешь друга, то приобретаешь благодарность до вечера, следовательно, эта временная дружба истрачивается скорее издержек: если же зовешь бедного и маломощного, то благодарность никогда не гибнет, потому что (в этом случае) ты имеешь должником Бога, который всегда помнит и никогда не забывает. И как велика, скажи мне, мелочность души — не смочь посидеть с бедными! Что говоришь ты? Бедный нечист, грязен? Так умой его, и потом веди за свою трапезу. У него изорванная одежда? Перемени же ее и дай ему чистое платье.

4. Не видишь ли, сколько тут пользы? Через него приходит к тебе Христос, и ты из-за него уничижаешь Христа? Приглашая к трапезе Царя, ты в лице бедных боишься Его? Пусть будут поставлены два стола, и один будет полон этими — слепыми, сгорбленными, хромыми, не имеющими те руки, те голени, не обутыми, покрытыми только верхней одеждой, да и то изорванной: а за другим пусть сядут вельможи, военачальники, местоблюстители, великие правители, облеченные дорогими одеждами и тонкими тканями, и опоясанные золотыми поясами. Опять, там — на трапезе бедных пусть не будет ни серебра, ни изобилия вина, а лишь сколько нужно, чтобы развеселить человека, кубки же и прочие сосуды пусть будут только стеклянные; напротив здесь — на трапезе богатых все сосуды пускай будут из серебра и золота, а полукруглый стол пусть будет такой, что одному нельзя будет и снести его, и только два прислужника едва смогут его двинуть, пусть и чаша будет вызолоченная, весом в пол-таланта, так чтобы с трудом могли нести ее два юноши, пускай также стоит здесь целый ряд амфор, блестящих не серебром, но гораздо лучше — золотом, и полукруглый стол пусть будет весь накрыт мягкой скатертью. Опять — здесь пускай стоит много слуг, разукрашенных нарядами не меньше, чем возлежащие, и пусть будут они блистательно одеты, в широких шароварах, прекрасны видом, цветущи возрастом, сильные и полнотелые; а там пускай стоят только два служителя, поправшие всякую пышность. И пред этими пусть будет поставлено много дорогих кушаний, а пред теми лишь столько, сколько нужно для утоления голода и подкрепления (человека). Довольно ли сказал я? Надлежащим ли образом приготовлены обе трапезы? Нет ли в чем недостатка? Не думаю; я коснулся и гостей, и многоценности сосудов, и убранств, и яств. Впрочем, если что и пропустили мы, то пропущенное найдем в дальнейшей речи. Итак, когда та и другая трапеза получила у нас приличный вид, — посмотрим, где вы возляжете. Я-то пойду туда, где сидят слепые и хромые; а многие из вас изберут, быть может, эту торжественную и блестящую трапезу военачальников. Посмотрим же, которая исполнена большего удовольствия. Будущего мы не станем еще исследовать, потому что в будущем-то преимуществует моя. Почему? Потому что за нею будет возлежать Христос, а за этой — люди, за той Владыка, а за этой рабы. Но об этом пока не будем говорить, а посмотрим, за которой трапезой больше удовольствия в настоящем. И с этой стороны удовольствие (сидеть с бедными) более велико: возлежание за трапезой с царем приносит конечно больше удовольствия, чем возлежание с рабами; но исключим это и исследуем дело само по себе. Я и другие, вместе со мною избравшие эту трапезу, с большой свободой и смелостью будем обо всем говорить и слушать друг друга; а вы, страшась и трепеща, и стыдясь совозлежащих, не дерзнете даже протянуть руку, точно пришли не на обед, а в школу, и точно трепещете пред жестокими господами. Не так бывает у тех. Но какая великая честь, скажешь ты! Да, я пользуюсь большей честью. Ваше ничтожество тогда-то резко и обнаруживается, когда, принимая участие в этой трапезе, вы говорите рабски, потому что раб тогда-то особенно и является рабом, когда возлежит за трапезой с господином. Находясь там, где ему не следует быть, он через это сближение не столько получает чести, сколько, подвергается унижению, — тогда именно он и бывает очень унижаем. И раба увидишь ты славным, когда он — сам по себе, и бедного славным, когда он — сам по себе, а не тогда, когда идет рядом с богатым. Низкое тогда является низким, когда стоит подле высокого: от сравнения низкое становится ниже, а не выше. Таким же образом возлежание с теми за трапезой ничтожнее делает вас, а не нас. Мы имеем преимущество пред вами в двух отношениях, — в свободе и чести, с которыми, когда дело идет об удовольствии, ничто сравниться не может. Лучше соглашусь я питаться хлебом, наслаждаясь свободой, чем многочисленными кушаньями, терпя рабство. «Лучше», — говорит (Премудрый), — «блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык, и при нем ненависть» (Притч 15:17). Ставшие в ряд нахлебников или сделавшиеся еще хуже их, что ни говорили бы, необходимо должны либо хвалить присутствующих, либо оскорблять их. Они, хотя со стыдом и досадой, все же имеют смелость говорить; а у вас нет и этого. Таково ваше ничтожество: вы боитесь и ползаете, а чести никакой. Итак, та трапеза лишена всякого удовольствия; а эта напротив исполнена всяческой утехи.

5. Но исследуем и самое свойство кушаний. Там, хотя и не хочешь, по необходимости вредишь себе множеством вина; а здесь, кто не желает, может не есть и не пить. Таким образом там и предшествующее чувство унижения, и последующая за пресыщением тягость уничтожают удовольствие, возбуждаемое качеством кушаний. А действительно, пресыщение не менее, чем голод, даже гораздо сильнее, разрушает тела и подвергает их болезням. Дай мне кого хочешь, я скорее расторгну его пресыщением, чем голодом: бесспорно последний сноснее первого. Голод можно перенести дней двадцать; а пресыщения не перенести и два дня. Непрестанно борясь с голодом, поселяне пользуются здоровьем и не нуждаются во врачах; а этого, разумею пресыщения, не могут выдержать и те, которые то и дело призывают врачей, — или, лучше сказать, тиранство его часто посрамляет их помощь. Итак, что касается до удовольствия, — трапеза бедных имеет преимущество. Если быть в чести приятнее, чем в бесчестии, иметь власть приятнее, чем подчиняться, сохранять смелость приятнее, чем трепетать и бояться, наслаждаться, сколько нужно, приятнее, чем свыше меры погружаться в волнах роскоши, — то в отношении к удовольствию это трапеза лучше той. Лучше она и по отношению к издержкам: та разорительна, а эта нет. Но что? Возлежащим ли только приятнее эта трапеза, или и приглашающему приносит она больше удовольствии, чем та? Вот то, о чем особенно спрашивается. Созывающий (знатных) приготовляется за много дней, принужден бывает хлопотать, заботиться и беспокоиться, забыть сон ночью и отдых днем, должен о многом думать сам с собою, разговаривать с поварами, с пекарями, с устроителями трапезы. Потом, когда наступил назначенный день, видишь, что он более беспокоен, чем тот, кто вступает в бой, как бы не случилось чего непредвиденного, как бы не стали говорит худо, как бы не нажить многих обвинителей. Напротив этот (приглашающий бедных), приготовляя трапезу по домашнему и не тревожась о ней за много дней, свободен от всех таких забот и хлопот. И после этого, тот немедленно лишается благодарности, а этот имеет своим должником Бога и питается благими надеждами, находя в своей трапезе пищу для ежедневного ликования. Хлеб иждивается, а благость не иждивается, но ежедневно радует и веселит более, чем (сколько веселятся люди) обильно напояемые вином. Ничто столько не питает души, как добрая надежда и чаяние благ. Но посмотрим еще, что следует за этим. Там — флейты, цитры и свирели; здесь — ни одной неприличной песни, — а что? — гимны и псалмопения; там воспеваются демоны, здесь — Бог, Владыка всяческих. Смотри, сколько благодарности здесь, и сколько непризнательности и бесчувственности там. Скажи мне: Бог напитал тебя Своими благами, и напитавшись, надобно бы благодарить Его; а ты вводишь демонов? Ведь под свирель распеваются песни демонам. Надлежало бы сказать: благословен Ты, Господи, что напитал меня Твоими благами; а ты, будто какая не знающая чести собака, даже не помнишь (о Боге), а вводишь демонов? Да и собаки, — получают ли что, или не получают, — ласкаются к домашним; а у тебя и этого нет. Собака, и ничего не получая, ласкается к господину; а ты, и получая, лаешь на него. Опять, — собака, и благодетельствуемая чужим, не оставляет от того вражды к нему и не вступает с ним в дружбу; а ты, и терпя от демонов бесчисленные злодеяния, вводишь их на обеды. Поэтому ты вдвое хуже собаки. Кстати вспомнил я теперь о собаках, применительно к людям, благодарным за получаемое ими добро. Устыдитесь, прошу вас, собак, которые и голодая ласкаются к господам, тогда как ты, слыша, что кому-нибудь послужил демон, тотчас оставляешь Господа, о, бессмысленнейший собаки! Но блудницы, говоришь, возбуждают, когда смотрят на них, удовольствие. Какое удовольствие? Не всяческое ли бесчестие? Дом твой сделался домом непотребства, бешенства и неистовства, — и ты не стыдишься называть это удовольствием? Ведь если позволительно наслаждаться всеми удовольствиями, то величайшим срамом будет и происходящее от них огорчение. Каким образом? Не тяжко ли дом свой сделать непотребным, и наслаждаться удовольствием, подобно свиньям, валяющимся и грязи? Если же это так только по наружности, то опять великое горе, потому что воззрение — не удовольствие, когда за ним не следует дело, но большее пожелание и сильнейший огонь. А хочешь ли знать конец? Те, вставая из-за стола, уподобляются неистовым и беснующимся, обнаруживают дерзость, задорливость, и бывают смешны даже для рабов, так как и домочадцы выходят трезвыми, а они пьяными. Какой срам! Здесь же, напротив, не бывает ничего такого, — здесь обедавшие, заключив трапезу благодарением, возвращаются в свои дома и радостно засыпают, радостно пробуждаются и бывают свободны от всякого стыда и ответственности.

6. Если хочешь видеть и самих званных, то увидишь их такими же внутренне, каковы эти внешне, то есть слепыми, калеками, хромыми. И каковы у этих тела, таковы у тех души — пораженные водянкой и воспалением: такова именно надменность. После роскошного пира бывает уродство: таковы именно пресыщение и пьянство, делающие, людей хромыми и кривыми. А этих увидишь ты таковыми же по душе, каковы те по телу, т. е. светлыми, украшенными: проводя жизнь в благодарении, не ища ничего, кроме довольства, и любомудрствуя, они через это бывают всегда веселы. Посмотрим здесь и там на конец. Там необузданное удовольствие, громкий хохот, пьянство, остроты, срамословие; если сами они стыдятся произносить постыдное, то это делается через блудниц; напротив здесь — человеколюбие кротость. Того, кто зовет тех, вооружает тщеславие; а кто приглашает этих, тот возбуждается человеколюбием и кротостью; эту трапезу устраивает человеколюбие, а ту — тщеславие и жестокость в связи с несправедливостью и любостяжанием. Та оканчивается, как я сказал, надменностью, исступлением, неистовством, — таково именно порождение тщеславия, — а эта благодарением и славой Божией. Та больше восхваляется людьми (чем эта); тому и завидуют, а этого все, даже и не облагодетельствованные, почитают как бы общим отцом. И как не обиженные состраждут обиженным и все сообща бывают врагами (обижающих), так и не облагодетельствованные сочувствуют облагодетельствованным и вместе хвалят и прославляют сделавшего благодеяние. Там много ненависти; а здесь много попечения, много от всех молитв. Это так теперь; тогда же, когда Христос придет, этот станет с великим дерзновением и пред всей вселенной услышит: ты видел Меня алчущим, и напитал, нагим, и одел, — странником, и ввел, и т. д., а тот выслушает противное: лукавый раб и ленивый (Мф 25:35), и опять: горе нежащимся на постелях своих и спящим на ложах из слоновой кости, пьющим процеженное вино и мажущимся первейшими мазями, как бы думали они стоять, а не бежать (Ам 6:4, 5). Это сказано нам не просто, но с тем, чтобы вы изменили свои помыслы и не делали ничего бесполезного. Почему же, скажешь, не делать мне и этого и того? Такой вопрос все то и дело повторяют Но, скажи мне, что за необходимость, имея возможность все делать с пользой, разделять (свои действия), и одни направлять не только к ненужному, но и к суетному, а другие к полезному? Скажи мне, если бы во время посева одни семена бросил ты на камень, а другие на добрую землю, — было ли бы это для тебя безразлично, и сказал ли бы ты: какой тут вред, что те семена бросили мы по пустому, а эти на добрую землю? Почему же бы все не на добрую? Для чего уменьшать пользу? Когда нужно бывает приобретать деньги, — ты не говоришь этого, но отовсюду приобретаешь; а там — не так. Когда нужно бывает пустить деньги в рост, — ты не говоришь: для чего одни давать бедным, другие богатым, но — все тем? Почему же таким образом не рассчитываешь и здесь, где столько пользы, и позволяешь себе попусту тратиться и суетно растрачивать (свое имущество)? Но и в этом, говоришь, есть польза. Какая, скажи мне? Это увеличит дружбу. Нет ничего холоднее людей, делающихся от этого друзьями, — от трапезы и паразитного пресыщения; нет ничего неприятнее дружбы, получившей такое начало. Не оскорбляй того дивного дела, — той любви (αγάπη), и не говори, что она есть корень твоей трапезы; иначе ты сказал бы подобное тому, кто утверждал бы, что корень дерева, приносящего золото и драгоценные камни — не таков же, но что это рождается из гнили. Хотя бы твоя дружба отсюда родилась, ничего не было бы холоднее ее. Те трапезы устанавливают дружбу не к людям, а к Богу, и (та дружба) определена постановлениями, как (и трапезы) определены ими. Кто истрачивает иное там, иное здесь, тот хотя бы и много дал, не сделал ничего великого; а кто все истрачивает здесь, тот хотя и немного дает, все совершает. Вопрос — не в том, чтобы дать много или мало, а в том, чтобы дать не меньше, чем сколько можешь. Припомним пять талантов и два таланта; припомним положившую две лепты; припомним вдовицу во времена Илии. Не сказала та, положившая две лепты: какой вред, если одну лепту удержу у себя и одну дам? Нет, она отдала все свои средства. А ты, живущий в столь великом изобилии, скупее ее. Итак, не будем нерадивы о своем спасении, но позаботимся о милостыне. Ничего нет лучше ее; это покажет время будущее, это же показывает и настоящее. Будем же жить во славу Бога, и творить то, что Ему благоугодно, чтобы удостоиться нам обетованных благ, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 2

«Посему и мы с того дня, как о сем услышали, не перестаем молиться о вас и просить, чтобы вы исполнялись познанием воли Его, во всякой премудрости и разумении духовном, чтобы поступали достойно Бога, во всем угождая Ему, принося плод во всяком деле благом и возрастая в познании Бога» (Кол 1:9−10).

Призвание в царство Сына Божия — величайшее благо. — Настоящая жизнь похожа на птичье гнездо. — Землетрясения и разрушение городов. — Опровержение учения о судьбе.

1. «Посему и мы»: чего ради? Ради того, что мы слышали о вашей вере и любви. Имея добрую надежду, мы благонадежны в своих прошениях и на будущее время. Как на арене мы особенно возбуждаем тех, которые близки к победе, так и Павел особенно увещевает их, обнаруживших большие успехи в добродетели. «Как о сем услышали», — говорит, — «не перестаем молиться о вас». Не один день провели мы в молитве, не два, не три. Этим показывает он и свою любовь, и слегка намекает, что они еще не дошли до конца, — это выражается словами: «Чтобы вы исполнялись». И заметь благоразумие этого блаженного (апостола): нигде не говорит, что они лишены всего, но везде — что им недостает. Это значит выражение: «Чтобы вы исполнялись»; и опять: «Во всем угождая, во всяком деле благом»; и еще: «Укрепляясь всякой силою»; и: «Во всяком терпении». Говоря: «Во всяком», свидетельствует, что они нечто совершили, хотя и не все. «Чтобы вы исполнялись», говорит, а не (говорит): да примете, — потому что приняли; напоминает о недостающем — «чтобы вы исполнялись». Таким образом и обличение было не тяжелое, и похвала не давала им пасть и сделаться беспечными, будто все исполнено. Но что значит: «чтобы вы исполнялись познанием воли Его»? То, что вы должны быть приведены к Нему через Сына, а не через ангелов. Что должны быть приведены, это вы познали; теперь остается вам еще узнать, для чего послал Он Сына. Ведь если бы спастись надлежало через ангелов, Он не послал бы и не предал бы Сына. «Во всякой премудрости», — говорит, — «и разумении духовном». Так как философы обманывали их, то я хочу, говорит, чтобы вы водились мудростью духовной, а не человеческой. Если же для уразумения воли Божией нужна мудрость духовная, то для уразумения сущности ее (мудрости духовной) нужны непрестанные молитвы. И Павел показывает здесь, что с того времени он молится, и не окончил молитвы, и не оставил ее, — это и значит выражение: «Как о сем услышали». Таким образом он поставляет им на вид великое осуждение, если с того времени, вспомоществуемые молитвами, они не исправились. «И просить», — говорит, то есть, с великой ревностью, — на это указывает слово: узнали (έγνωτε). Но чтобы «поступали достойно Бога», нужно еще нечто «познать» (έπιγνώναι), — чем указывается на жизнь и дела, так как он и это всегда делает, всегда с верой соединяет образ жизни. «Во всем угождая». Каким же образом — «во всем угождая»? «Во всем угождая». Как Он вообще открыл Себя вам, говорит, и как такое знание вы приняли, так проявите и жизнь, достойную веры; а наша вера требует особенной жизни, гораздо высшей, чем древняя. Ведь кто знает Бога и удостоился быть рабом Божиим, даже сыном, — от того, смотри, какая требуется добродетель. «укрепляясь всякой силою». Здесь (Павел) говорит об искушениях и гонениях: молимся, «чтобы вы исполнялись, укрепляясь», чтобы, то есть, вы не предались нерадению и отчаянию. «По могуществу славы Его». Чтобы вы восприняли, говорит, такое рвение, какое прилично приписать силе славы Его. «Во всяком терпении» (ст. 11). Смысл этих слов такой: мы усиленно молимся, говорит, чтобы вы вели жизнь добродетельную и достойную вашего звания, и стояли твердо, как следует укрепляемые от Бога. Поэтому пока еще не касается догматов, но вращается в жизни, в которой не видел ничего, заслуживающего обвинения, и, похвалив их, за что надлежало, потом уже переходит к обвинению. Так поступает он и везде: когда пишет к кому-либо, намереваясь за одно обвинить, а за другое и похвалить, то прежде хвалит и потом уже переходит к обвинениям; прежде располагает к себе слушателя и ограждает обвинение от всякого подозрения, показывая, что он хотел все только хвалить, и что лишь по необходимости входит в эти обвинительные рассуждения. Так поступает он и в первом послании к Коринфянам (гл. 5): воздав им множество похвал за то, что они любят его, он потом, начав от блудника, переходит к обвинению. Но в послании к галатам — уже не так, а напротив (гл. 1); впрочем, кто глубже исследует, тот найдет, что и это обвинение предполагает похвалу. Так как в то время нельзя было сказать ни о каком добром их поступке, а обвинение было велико, все развратились, и имели силу перенести (обвинение), то он начинает обвинением, говоря: «Удивляюсь» (Гал 1:6), — что также есть похвала, — а потом хвалит их не за настоящее, а за прошедшее, говоря: «если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне» (Гал 4:15).

2. «Принося плод», — говорит, — это о делах; «укрепляясь», — это об искушениях. «Во всяком терпении», то есть, в долготерпении друг к другу, а в терпении относительно внешних, так как долготерпение бывает там, где можно бы и отомстить, а терпение там, где месть невозможна. Потому Богу никогда не приписывается терпение, а долготерпение всегда. Так говорит этот блаженный, пиша и в другом месте: «Или пренебрегаешь богатство благости, кротости и долготерпения Божия» (Рим 2:4)? «Во всяком». Не то, что теперь только, а после уже нет. «Во всякой», — говорит, — «премудрости и разумении духовном», — так как иначе нельзя познать волю Его. Хотя и думали они, что знают волю Божию, но это была мудрость не духовная. «Чтобы поступали», — говорит, — «достойно Бога»: это — путь наилучшей жизни, когда кто познал Божие человеколюбие; а познает его тот, кто может видеть преданного Сына, — он будет иметь большее рвение. Впрочем, мы не о том только молимся, чтобы вы знали (волю Божию), но чтобы показывали это и самыми делами, так как знающий и не делающий будет наказан. «Чтобы поступали», говорит, то есть, всегда, не однажды, а во всякое время. Как ходить нам необходимо, так и правильно жить; и такую жизнь справедливо называет он хождением, показывая, что эта-то жизнь предложена нам, и что мирская не такова. И велика похвала в словах его: «Чтобы поступали достойно Бога», и: «Во всяком деле благом», т. е., чтобы вы всегда возрастали и никогда не останавливались, и метафорически: «Принося плод во всяком деле благом и возрастая в познании Бога», т. е., чтобы вы столько облеклись в силу Божию, сколько это возможно человеку. «По могуществу Его». Велико утешение. Не сказал: по силе, но — по державе, что больше. «По могуществу», — говорит, — «славы Его», так как везде владычествует слава Божия. Уже тем был утешен, что вы, терпя поношение, снова ходите достойно Господа. Это говорит он о Сыне, Который владычествует всюду — и на небе, и на земле, слава Которого всюду царит. Не просто говорит: смогли, но: смогли, как свойственно рабам столь сильного Владыки. «В познании Бога». Вместе касается и условий знания: но знать, как надобно, Бога — это значит заблуждаться. Вы должны, говорит, возрастать в познании Бога. Если незнающий Сына не знает и Отца, то справедливо требуется познание, так как без него нет никакой пользы от жизни. «Во всяком терпении», — говорит, «и великодушии с радостью, благодаря Бога». Намереваясь потом убеждать их, он вначале не упомянул, что отложено им в будущем, а только намекнул об этом, говоря: «в надежде на уготованное вам на небесах»; здесь же упоминает о том, что уже было, потому что это служит причиной того. Так поступает он и во многих случаях, потому что сбывшемуся уже больше верят, и сбывшееся больше занимает слушателя. «С радостью», — говорит, — «благодаря Бога». Последовательность мыслей такова: мы не перестаем молиться о вас и благодарить Бога за прежнее. Видишь ли, как приступает он к слову о Сыне? Ведь если благодарим с великой радостью, то велико и то, о чем говорится. Можно благодарить и по одному страху, можно благодарить и находясь в скорби, как например, благодарил поверженный в скорбь Иов, почему и сказал: «Господь дал, Господь и взял» (Иов 1:21). Пусть никто не говорит, что случившееся с ним не возбуждало в нем скорби и не повергало его в уныние; пусть никто не отнимает великой похвалы у праведника. Если же так, то не по страху, не по боязни пред властью только, а по самому свойству вещей, мы благодарим «призвавшего нас к участию в наследии святых во свете» (ст. 12). О великом деле сказал он. Дарованное, говорит, таково, что оно не только дано, но и сделало нас сильными для принятия (дарованного). Итак, слово: «призвавшего» (сделавшего нас способными — τω ίκανώσαντι) имеет здесь важное значение. Пусть бы, например, кто-нибудь из низкого звания сделался и царем; в его власти вверить начальство кому захотит; однако же он в состоянии даровать только достоинство, а не самую способность начальствовать (а часто честь делает такого человека смешным); если бы он и достоинство дал ему, и сделал его способным к чести и годным к управлению, в таком случае честь была бы на деле. То же самое говорится и здесь, что Он не только даровал нам честь, но и сделал нас сильными к принятию ее.

3. Действительно, двойная честь — дать, и приготовить способность (для принятия) дара. (Павел) сказал не просто — давшего, но: «призвавшего» (ίκανώσαντι) «нас к участию в наследии святых во свете», то есть, поставившего нас со святыми. При том сказал не просто — поставившего, но и — позволившего наслаждаться теми же благами, так как частью («к участию») называется то, что получает каждый. Ведь можно жить в том же городе, не пользуясь теми же выгодами; но иметь ту же часть, не пользуясь теми же выгодами, нельзя. Можно принадлежать к тому же наследию, и не иметь той же части, — например, все мы принадлежим к наследию, но не ту же все имеем часть. Впрочем, здесь говорит он не об этом, а о части с наследием. Для чего же называет это наследием? С целью показать, что добрыми своими делами никто не приобретает царства, но как наследие зависит больше от счастья, так и здесь: никто не обнаруживает такой жизни, чтобы быть достойным царства, — все есть дар Божий. Потому-то говорит (евангелист): «Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать» (Лк 17:10). «К участию в наследии святых во свете», то есть, в знании. Мне кажется, что это говорит он и о настоящем, и о будущем. Потом показывает, чего мы удостоены. Не то только удивительно, что мы удостоены царства, но — должно еще прибавить, что удостоены будучи таковыми; а это не все равно, как и говорит (апостол) в послании к римлянам: «Ибо едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть» (Рим 5:7). «Избавившего нас», — говорит, — «от власти тьмы». Все зависит от Него — и это дать, и то, потому что ни у кого из нас нет доброго дела. «От власти тьмы», — говорит, то есть, от заблуждения и от власти дьявола. Не сказал просто: от тьмы, но от власти, так как (дьявол) над нами имеет великую силу и господствует. Тяжко быть и просто под дьяволом, а (под дьяволом) со властью — и того тяжелее. «И введшего», — говорит, — «в Царство возлюбленного Сына Своего» (ст. 13). Итак, (Господь) явил Свое человеколюбие не в освобождении только нас от тьмы. Великое конечно дело и освободиться от тьмы; но быть введенным в царство еще больше. Смотри же, как многосложен дар: Он освободил нас, лежащих на дне, и не только освободил, но и перевел в царство. «Избавившего нас». Не сказал — извeрг, но — избавил (έρρύσατο, исторг), показывая с одной стороны несчастное состояние наше и плен тех, с другой — беспрепятственность силы Божией. «И введшего», — говорит, как бы кто воина перевел с места на место. И не сказал — перевел, или — переместил, так как всем этим выражалось бы переложение, а не перехождение, но — переставил, — так что это было и нашим и Его делом. «В Царство возлюбленного Сына Своего». Не просто сказал: в царство небесное, но сообщил слову большую важность, назвав (царство небесное) царством Сына, потому что нет похвалы больше этой, как и в другом месте он и говорит: «Если терпим, то с Ним и царствовать будем» (2Тим 2:12). Того же удостоил нас, говорит, чего и Сына, и к этому еще прибавил — возлюбленного. Омраченных врагов вдруг переставил туда, где Сын, облек одинаковой с Ним честью. Не удовлетворился и этим одним, но, чтобы показать великость дара, не счел достаточным сказать — царство, а прибавил еще — Сына; и этого не довольно, — присоединил — возлюбленного; даже и этим не ограничился, но показал (божественное) достоинство Его естества. Что именно говорит? «Который есть образ Бога невидимого». Впрочем, не вдруг пришел к этому, но привнес благодеяние к нам; чтобы ты, слыша, что все есть дело Отца, не подумал, будто Сын исключается, он все дает и Сыну, дает и Отцу: Сын переставил, а Отец подал причину. Что именно говорит? «Избавившего нас от власти тьмы»; а это — то же, что: «В Котором мы имеем искупление Кровью Его и прощение грехов», — потому что, если бы не были оставлены нам грехи, то не были бы мы и переставлены. Вот здесь опять — «в Котором». И не сказал: освобождение (λύτρωσιν), а «искупление» (άπολότρωσιν), чтобы уже больше не падать и не делаться мертвыми. «Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари». Здесь мы встречаемся с возражением еретиков, а потому сегодняшнюю беседу надобно перенести на завтра, чтобы предложить ее освеженному вашему слуху. Если же сверх того надлежит сказать нечто, так это то, что большее дело есть дело Сына. Каким образом? Таким, что одно было невозможно, т. е. пребывающим во грехах даровать царство, а другое было легче, т. е. уготовить путь дару. Что ты говоришь? Он сам отпустил тебе грехи, — следовательно сам и привел тебя. Здесь уже наперед заложен корень учения.

4. Но прежде, чем скажем об этом, необходимо окончить слово. Что же это такое? То, что, пользуясь таким благодеянием, мы всегда должны о нем помнить, должны непрестанно представлять себе дар Божий и размышлять, от чего мы избавились и что получили, чтобы таким образом быть благодарными и усиливать любовь (к Богу). Что ты говоришь, человек? Призываешься в царство, в царство Сына Божия, и всецело предаешься зевоте, почесываешься и засыпаешь? Да если бы надлежало ежедневно подвергаться тысяче смертей, не следовало ли бы вытерпеть все? Для получения влиятельного места ты все делаешь; а имея приобщиться царству Единородного, неужели не устремишься на тысячу мечей, не бросишься в огонь? И не это еще страшно, а то, что, и имея отойти, плачешь и, будучи привязан к телу, любовно вращаешься среди здешних предметов. Что же это? Разве и смерть почитаешь страшным делом? Причина тут — роскошь и праздность, потому что кто проводит жизнь скорбную, тот охотно вооружился бы крыльями, чтобы улететь отсюда. Мы теперь в таком же состоянии, в каком птенцы, ослабевающие оттого, что хотят всегда оставаться в гнезде. Чем доле будем здесь пребывать, тем слабее сделаемся.

Действительно, настоящая жизнь — гнездо, слепленное из соломинок и грязи. Хотя бы ты указал мне на большие здания, хотя бы даже на царские палаты, блистающие изобильно золотом и камнями, я буду думать, что они ничем не отличаются от гнезда ласточки: когда наступит зима, все упадут сами собою. А зимою я называю тот день, который будет зима не для всех, — потому что то время и Бог называет ночью и вместе днем, — ночью для грешников, а днем для праведников. В таком же смысле и я тот день называю зимою. Если в продолжение лета мы не будем хорошо вскормлены, так чтобы по наступлении зимы могли летать, то матери не возьмут нас, но оставят умереть от голода, или, когда упадет гнездо — погибнуть. Тогда Бог, все воссозидая и поставляя в новый порядок, разорит всяческая, как гнездо, только с большей легкостью (чем разоряются гнезда). Тогда неоперенные и не могущие встретить Господа в воздухе, но так скупо вскормленные, что не получили легких крыльев, потерпят все то, что естественно терпеть находящимся в таком состоянии. Итак, когда гнездо ласточки падает, птенцы ее тотчас погибают; но мы не погибнем, а будем вечно под наказанием. Тогдашнее время будет зима, но только жесточе зимы: тогда польются не потоки воды, а реки огня; будет не тьма от облаков, а тьма нерассеваемая и непроникаемая светом, так что нельзя будет видеть ни неба, ни воздуха, но придется чувствовать тесноту больше, чем чувствовали бы ее закопанные в землю. Мы часто говорим об этом, только иных не убеждаем. И не удивительно, что мы — люди слабые, когда говорим об этом, испытываем такое неверие, если то же испытывали и пророки, беседовавшие не о таких только предметах, а о войне и плене. И Седекия обличаем был Иеремией, но не устыдился. Потому пророки говорили: «Горе тем, которые говорят: "пусть Он поспешит и ускорит дело Свое, чтобы мы видели, и пусть приблизится и придет в исполнение совет Святого Израилева, чтобы мы узнали!"» (Ис 5:19). Не будем удивляться этому: и жившие во времена ковчега не верили, а поверили, когда уже не было пользы в вере; и содомляне не ожидали, а поверили и они, когда это ни к чему уже им не служило. Но что я говорю о будущем? Кто ожидал того, что произошло ныне в разных местах? Кто ожидал этих землетрясений, разрушения городов? А это было вероятнее того, разумею, ковчега. Из чего видно? Из того, что те не имели в виду другого примера и не слышали Писаний; а у нас бывало их множество и в ваши времена, и прежде. Откуда же неверие в такие явления? От расслабления души: пили да ели, и потому не верили. Ведь чего кто хочет, о том и думает, того и ожидает; противоречащие этому считаются болтунами.

5. Да не приключится и с нами того же: а теперь будет уже не потоп и не смертельное наказание; теперь начало (лишь) казней есть смерть не верящих тому, что будет суд. А кто, скажешь, пришел оттуда и возвестил об этом? Если такие слова говоришь в шутку, — и то уже нехорошо; в подобных вещах шутить не следует; не над шуточными, а над опасными предметами шутим мы. Если же ты в самом деле таков и не думаешь, что будет что-либо после этой жизни, то почему называешь себя христианином? А с нехристианами я не говорю. Для чего принимаешь ты купель? Для чего входишь в церковь? Разве мы обещаем тебе (правительственные) места? Вся наша надежда в будущем. Так для чего приступаешь, если не веришь Писаниям, если не веруешь в Христа? А будучи таким, ты, — не скажу, не-христианин, — ты хуже язычников. Почему? Потому, что признавая Христа Богом, не веруешь в Бога. То нечестие по крайней мере последовательно: кто не думает, что Христос есть Бог, тот по необходимости не верует в Него; а это нечестие даже лишено последовательности, — признает Его Богом и не почитает достоверным того, что Он сказал. Это слова пьянства, роскоши, неги: «Станем есть и пить, ибо завтра умрем!» (1Кор 15:32). Не завтра, но и тогда, как говорите это, вы уже умерли. Скажи мне, неужели мы ничем не отличаемся от свиней и ослов? Если нет ни суда, ни воздаяния, ни судилища, то для чего почтены мы таким даром — словом, и все имеем в подчинении? Для чего мы начальствуем, а нам подчиняются? Смотри, как дьявол теснит нас со всех сторон с целью внушить нам не признавать дара Божия. Он смешивает рабов с господами; как продавец невольников и неблагодарный слуга, старается благородного человека привести в ее одинаковое ничтожество с собою — оскорбителем. По-видимому он отвергает суд; а этим отвергается бытие Бога. Дьявол всегда таков, — все предлагает с хитростью, а не прямо, чтобы мы не остерегались. Если нет суда, то Бог, судя по-человечески, несправедлив; а если Бог несправедлив, то Он и не Бог, когда же Он не Бог, — все сразу рушится: нет ни добродетели, ни порока. Но явно ничего такого не говорит он. Видишь ли помысел сатанинского духа, как из людей хочет он сделать бессловесных, или лучше — зверей, а еще лучше — демонов? Итак, не будем верить ему. Есть суд, жалкий ты и несчастный человек! Знаю, откуда приходишь ты к этим речам. Много у тебя грехов, много сделано тобою обид, открыто говорить ты не смеешь, думаешь, что вслед за твоими речами пойдет и природа вещей. До времени я не буду, говоришь, огорчать душу ожиданием геенны. Хотя бы и была геенна, я постараюсь убеждать себя, что ее нет; а между тем здесь погуляю. Для чего прилагаешь согрешения к согрешениям? Если, согрешив, будешь верить, что есть геенна, то отойдешь, очистившись от грехов только наказанием; а когда приложишь и это нечестие, — подвергнешься крайнему мучению и за самое нечестие и за этот помысел. В последнем случае кратковременно льстившее тебе холодное утешение будет для тебя причиной непрерывного мучения. Пусть так согрешил ты сам: зачем же располагаешь ко греху других, говоря, что нет геенны? Зачем обманываешь простецов? Зачем расслабляешь руки народа? По твоему, все навыворот: люди старательные не будут еще более старательными, а беззаботными, злые не отстанут от зла. Ведь если станем развращать других, — грехи наши не будут прощены нам. Не видишь ли, как дьявол вознамерился низвергнуть Адама? Было ли прощено ему? Это послужило поводом к большему наказанию. За то и он так устраивает свои сети, чтобы мы несли наказание не за собственные только, но и за чужие грехи. Не станем же думать, что, вводя других в одинаковую с нами погибель, мы сделаем судилище, в отношении к нам, более кротким; напротив, от этого будет оно строже. Зачем нам толкать себя и губить? Все это — дело сатанинское. Согрешил ты, человек? Имеешь человеколюбивого Владыку: моли Его, проси, плачь, стенай, устрашай других и уговаривай, чтобы они не впали в те же грехи. Если в доме кто-нибудь из грубых слуг говорит своему сыну: дитя! я оскорбил господина, старайся же угождать ему, чтобы и с тобою не случилось того же, — то, скажи мне, не приготовит ли он себе сколько-нибудь прощения, не преломит ли гнева господина и не преклонит ли его? Но пусть он, оставив эти слова, скажет, например, следующие: господин мой не воздает всякому по достоянию, у него просто все перемешано — и добро и зло, в этом доме не дождаться благодарности что, по твоему мнению, господин подумает о нем? Не подвергнет ли его за его проступки еще большему наказанию? И справедливо: там душевное потрясение послужит к извинению, хотя и слабому, а здесь ничего. Итак, подражай, если не иному кому, то по крайней мере богачу в геенне, который говорит: «Отче, пошли Лазаря» к сродникам моим, «чтобы и они не пришли в это место» (Лк 16:27, 28), не подвергнутся тому же, — сам же он пойти не мог. Воздержимся от тех сатанинских слов.

6. А что, скажешь, если спрашивают нас язычники, — разве не захочешь помочь им? Но ввергнув в недоумение христианина под видом попечения о язычнике, ты хочешь подтвердить сатанинское учение; не убедившись в нем сам, посредством собеседования с одного душой, ты хочешь привести других в свидетели. Если же нужно разговаривать с язычником, то не с этого следует начинать разговор, а вот с чего: Христос — Бог ли и Сын ли Божий, и исповедуемые ими демоны — боги ли? Как скоро это рассмотрится, — все прочее само собою вытечет; а прежде, чем изложено будет начало, напрасно стали бы мы разговаривать о конце; прежде, чем узнаны элементы, излишне и безумно было бы приступать к концу. Не верит язычник суду, — и находится в таком же состоянии, как ты, потому что и он знает многих, которые философствовали об этом: хотя они говорили это о человеке, отрешившем свое тело от души, однако же допускали судилище; и ясность этого дела представлялась столь сильной, что почти никого не было, кто не знал бы о том, даже и поэты, и все соглашались как относительно судилища, так и относительно суда. Значит и язычник не неверит своим, и худой не сомневается в этом, и вообще ни один человек. Зачем же мы обманываем себя? Вот ты говоришь мне: что скажешь Богу, сотворившему отдельно сердце каждого из нас, знающему все, что есть в уме, живущему и действующему, и проникающему более всякого обоюдоострого меча? Скажи мне по правде: не сознаешься ли ты сам в себе, что грешишь? Есть ли (на свете) человек, который не порицал бы себя за леность? Каким же образом произошла сама собою такая великая мудрость, что грешник обвиняет сам себя? Ведь это — дело великой мудрости. Ты обвиняешь себя; а тот, кто дал тебе такой ум, — оставил все на произвол? Итак, вот что будет всеобщим правилом и определением: никто из людей, живущих добродетельно, хотя бы то был язычник или еретик, не неверит этому слову суда; никто из людей, вращающихся в величайшем зле, кроме немногих, не принимает слова о воскресении. Это говорит и Псалмопевец: «Суды Твои далеки для него». Почему? Потому что «Во всякое время пути его гибельны» (Пс 9:26). «Станем есть», — говорит, — «и пить, ибо завтра умрем!» (1Кор 15:32). Видишь ли, что говорит это свойственно людям низким? Эти слова, отвергающие воскресение, происходят от пищи и питья. Не переносит душа, не переносит суда совести, и поступает так же, как человекоубийца: сперва поставляет себя в такие обстоятельства, чтобы не поймали, а потом убивает; находясь пред судом совести, не скоро переходит к преступлению, — и знает, и притворяется, что не знает, чтобы не мучиться совестью и страхом, и не ослабить себя для убийства. Так-то и согрешающие знают, что грешить — худо, и ежедневно колеблются в злых своих поступках, не желая знать, что они злы, хотя совесть и укоряет их в этом. Но не станем на них останавливаться. Будет, непременно будет суд и воскресение, и не оставит Бог втуне столь великих дел. Потому, умоляю, будем удаляться от зла и держаться добродетели, чтобы нам принять истинное слово во Христе Иисусе Господе нашем.

При том, что легче: принять ли слово о воскресении, или слово о судьбе? Последнее полно неправды, полно бессмыслия, полно жестокости, полно бесчеловечия; а первое есть слово правды, воздающее по достоинству. И однако же не принимают его. А причина — леность. Но последнее не принимается никем, в ком есть рассудок; и между язычниками тот лишь принимал судьбу, кто целью жизни почитал удовольствие, а любителями добродетели судьба была изгоняема, как нечто несмысленное. Если же язычники так (думали о судьбе), то тем более (должны были они склоняться) к слову о воскресении. Но смотри, как дьявол устроил две противоположности: чтобы мы не радели о добродетели, он ввел необходимость; а чтобы усердно служили демонам, внушил два противных понятия и обоими достигал того и другого. Итак, какое оправдание сможет принести тот, кто не верит столь дивной вещи, а верит тем басням? Не питайся даже и тем утешением, что ты получишь прощение, но обратимся и подвигнемся для добродетели, и поживем истинно Богу во Христе (Которому с Отцом и Св. Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь).

БЕСЕДА 3

«Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, — все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви» (Кол 1:15−18).

О достоинстве Сына Божия и о том, что Он не создан. — Павел Самосатский и его последователи.

1. Сегодня я должен отдать вам долг, который принял на себя вчера, чтобы предложить его, когда оживится ваше внимание. Рассуждая о достоинстве Сына, Павел, как мы сказали, говорит следующее: «Который есть образ Бога невидимого». Чьим образом, ты думаешь, он называет Его? Если Божиим — хорошо, потому что Он — Бог и Сын Божий. Образ Божий означает неизменяемость, — поэтому и Он неизменяем. Если же ты скажешь, что (называет образом) человеческим, то я отступлюсь от тебя, как от безумного. Но почему нигде не назван ни образом, ни сыном какой-нибудь ангел, а человек (называется) тем и другим? Отчего это? Оттого, что там, при высокой природе (ангелов), это для многих послужило бы поводом к нечестию (т. е. к обоготворению твари), а здесь ничтожество и уничиженность (нашей природы) совершенно ручаются за безопасность, и даже тому, кто желал бы, не позволяют подозревать чего-нибудь подобного и из-за этого употреблять более скромные выражения. Потому-то там, где было глубокое уничижение, Писание смело указывает на почесть; а где — высшая природа, там нет. Но он говорит: образ невидимого. Итак, если Он невидим, то и образ Его также невидим, потому что в противном случае не был бы образом. Образ, поскольку он образ, и у нас должен быть неизменным как со стороны свойств, так и сходства. Но у нас этого никак не может быть потому, что здесь — искусство человеческое, которое часто не удается, даже никогда не удается, если тщательно исследуешь; а где Бог, там никогда нет ошибки, там не бывает никакой неудачи. Если же (Сын) — творение, то таким образом Он есть образ Создателя? И конь, не может быть образом человека. Если образ не представляет неизменности Невидимого, так что препятствует и ангелам быть образом? Ведь и они невидимы, — хотя и не для себя самих, — и душа невидима; но из-за того только, что она невидима, разве она — образ? Если и образ, то не такой, как Он «рожденный прежде всякой твари».

2. Что же, говорит? Значит Он создан? Почему это так, скажи мне? Потому, что он назвал Его перворожденным. Но он не сказал: первосозданный, а — перворожденный. Затем, если ты называешь Его сотворенным потому, что (апостол) назвал Его перворожденным, то что ты скажешь, когда услышишь, что Он называется братом? Действительно Писание называет Его также братом, уподобившимся по всему нам. Ужели вследствие этого мы будем отвергать даже и то, что Он — Творец, и утверждать, что Он не имеет никакого преимущества пред нами ни по достоинству, ни по чему-нибудь другому? И кто, имея ум, может говорит это? Слово — перворожденный не показывает достоинства и чести, а выражает только время. Но если Он не имеет никакого преимущества перед нами, то в этом смысле Он — перворожденный по отношению ко всему, а в таком случае Бог Слово будет подобосущен и камням, и деревьям, и прочему. «Рожденный прежде», — говорит, — «всякой твари». Но скажешь: Он назван перворожденным, значит — создан. Да, если бы так, если бы не приписывались Ему и другие подобные свойства, как то: «первенец из мертвых, дабы иметь Ему во всем первенство». Скажи мне, что показывают (слова): «Первенец из мертвых»? Конечно не то, что Он первый воскрес; (апостол) не сказал просто, что (Он первый из) мертвых, но что Он перворожденный из мертвых, и не сказал также, что Он первый умер, но что Он воскрес, как перворожденный из мертвых, так что (апостол теми словами) показывает только то, что (Христос) был начатком воскресения. Стало быть не иное что-нибудь (говорит он) и в настоящем месте. Затем он приступает наконец к самому догмату. Так как Он древле приводим был ангелами, а ныне (приходит) сам, то, чтобы не подумали, будто Он моложе (ангелов), (апостол) показывает, во-первых, что (ангелы) не имели никакой силы, в противном случае не Он извел бы нас от тьмы, а потом утверждает, что Он был раньше их, и в доказательство того, что Он раньше их, приводит то, что они от Него созданы. «Ибо Им», — говорит, — «создано все».

Что скажут здесь последователи Павла самосатского? Все через Него произошло: вот ведь сказано, что «ибо Им создано все». И еще (апостол) сказал: «Что на небесах и что на земле». То, в чем можно было усомниться, он поставил наперед, а затем присоединяет: «видимое и невидимое»; под невидимым разумея душу, а под видимым — всех людей. То, чему все верили, он опускает, а то, в чем сомневались, он ставит на вид. Затем говорит: «Престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли». Слово: «ли» обнимает все; но ко властям он не мог сопричислить и Духа, а через высшее мог обозначить и низшее. «Все», — говорит, — «Им и для Него создано». Таким образом «Им» значит то же, что и «для Него», потому что сказавши: «Им» (εν αυτω), он прибавил: «и для Него» (δι αυτόν). А что значит: «на Нем» (εις αυτόν)? Это значит: на Нем утверждается (εις αυτόν κρέματαί) сущность всего. Он не только привел это из небытия в бытие, но и теперь содержит это, так что если бы что-нибудь изъято было из Его промысла, разрушилось бы и погибло. Но (апостол) не сказал: содержит, — это было бы несколько погрубее, — он употребил выражение более тонкое: на Нем утверждается, потому что достаточно только опереться на Него, а Он уж поддержит и крепко сдержит. Таким образом и название: «первенец» употребляется в том же значении, как — составляющий опору. Но это показывает не то, будто Он подобосущен тварям, а то, что все существует Им и через Него. Так и в другом месте, говоря: «Положил основание» (1Кор 3:10), говорит не о сущности, а о действии. Чтобы ты не подумал, что Он служебное орудие, (апостол) говорит, что Он это содержит, а это не менее значит, чем самое творение, для нас даже и более, так как первое соединено с искусством, а последнее нет: содержимое Им не разрушается. «И Он есть прежде всего», — говорит. Это свойственно Богу. Где же теперь Павел самосатский? «И все Им стоит», т. е. все на Нем утверждено. Он постоянно вращается около этой (мысли), чтобы настойчивостью в словах, как бы частыми ударами, исторгнуть с корнем тлетворное учение. В самом деле, если даже и теперь, после того как столь много говорил об этом, и по прошествии столь долгого времени явился Павел самосатский, то не тем ли легче было ему явиться, если бы об этом не было говорено? «И все», — говорит, «Им стоит». Каким образом могло состояться в том, чего нет? Значит и то, что производится через ангелов, принадлежит Ему. «И Он есть глава тела Церкви». Сказав о достоинстве, он говорит потом о человеколюбии. «И Он», — говорит, — «есть глава тела Церкви». Не сказал: полноты (πληρώματος), выражая этим то же самое, но желая показать большую близость Его к нам, так как тот, кто до такой степени высок и выше всех, присоединился к низшим. Он везде первый: первый в горних, первый в Церкви, как ее глава, первый и в воскресении; это и означают (слова): «Дабы иметь Ему во всем первенство».

3. Таким образом Он первый и по бытию, и это-то особенно старается показать Павел. А как скоро будет доказано, что Он был прежде всех ангелов, то понятно будет и то, что творимое ангелами Он сам творил, как повелитель. И что удивительно, так это то, что (апостол) постарался представить Его первым в ряду последних существ, хотя в другом месте первым он назвал Адама, как и на самом деле было. Но он принимает Церковь вместо всего человеческого рода; в Церкви же Он — первый, а в ряду людей, как творения, Он первый по плоти. Вот почему здесь (апостол) представляет Его перворожденным. Что значит здесь — перворожденный? Прежде всех созданный, или прежде всех воскресший, равно как и там: «прежде всего» сущий? Здесь он предоставляет Его начатком, сказав: «Он — начаток, первенец из мертвых, дабы иметь Ему во всем первенство», — выражая мысль, что и прочие таковы же, как и Он; а там Он не начаток творения, там Он — «образ Бога невидимого», и в этом смысле там и сказано: «Первенец, чтобы в Нем обитала всякая полнота, и чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровью креста Его, и земное и небесное» (ст. 19−21). Все, что принадлежит Отцу, он приписывает и Сыну, и особенно заботится об этом потому, что Он был мертв и соединился с нами. А начатком он назвал Его как бы в смысле (начатка) какого-нибудь плода. Он не сказал: воскресение, а — начаток, показывая, что Он освятил нас всех и как бы принес жертву. «Полнота» — он сказал о Божестве, подобно тому, как говорит Иоанн: «И от полноты Его все мы приняли» (Ин 1:16), т. е. был ли то Сын, или Слово, но там вселилось не действие какое-нибудь, а сущность. И он не находит тому никакой другой причины, кроме воли Божией: это и означают (слова): «И чтобы посредством Его примирить с Собою все». Чтобы ты не подумал, что Он принял на Себя должность раба, (апостол) прибавляет: «с Собой»; и в другом месте говорит, что (Христос) примиряет Богу, как в послании к Коринфянам сказал, и сказал верно: «И чтобы посредством Его примирить», потому что (люди) уже были примирены, а требовалось только окончательное умиротворение, так чтобы они против Него уже не враждовали. Каким образом это делается, он показывает вслед затем, не только возвещая о примирении, но и объясняя самый способ примирения: «Умиротворив Кровью креста Его». Одно здесь указывает на вражду, именно — «примирить», а другое на войну, именно — «умиротворив». «Кровью», — говорит, — «креста Его, через Него, и земное и небесное». Великое дело — примирение, еще более — (примирение) через Него, а еще более — (примирение) кровью Его, и не просто кровью, но, что еще больше, крестом, так что здесь пять вещей, достойных удивления: Он примирил (нас) с Богом, сам Собою, смертью, крестом. О, как вне (с другой стороны) соединил все это! Чтобы ты не подумал, будто это все одно и то же, и крест сам по себе не значит ничего, он говорит: «через Него». На каком основании он считает это важным? На том, что (Сын Божий) совершил все это не так, что только сказал несколько слов, а так, что предал Себя самого для примирения. Но что значит: «небесное»? Что касается до земного, то это понятно, потому что здесь все было наполнено враждой и разделилось на множество (частей); каждый из нас был в несогласии сам с собою и со многими другими. Но как Он умиротворил «небесное»? Ужели и там был раздор и несогласие? Как же мы говорим в молитве: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф 6:10)? Что на это сказать? Земля была отделена от неба, ангелы враждовали против людей, видя оскорбляемым своего Владыку. «Дабы», — говорит, — «все небесное и земное соединить под главой Христом» (Еф 1:10). Как? Небесное вот так: Он переселил туда человека, возвел туда того, кто был врагом, кого там не любили. Он не только водворил мир на земле, но и возвел его (человека) к ним (ангелам), — человека, который был неприятелем и врагом. Это — глубокий мир. Ангелы опять являются на земле, потому что человек явился на небе. А мне кажется, что Павел для того и был восхищен (на небе), чтобы он увидел, что Сын взят туда. И ведь на земле (водворен) сугубый мир: по отношению к небесным (обитателям) и по отношению друг к другу, а на небесах — только один. Если уж об одном кающемся грешнике радуются ангелы, то гораздо более о таком большом их числе. И все это устроила сила Божия. Что же вы, скажут, слишком полагаетесь на ангелов? Они не только не способны привести вас (к Богу), но даже были некогда враждебны вам, и если бы сам Бог не примирил вас с ними, то вы не имели бы мира. Итак, зачем вы прибегаете к ним? Хочешь ли знать, какова была у ангелов вражда к нам, и какое они всегда питали к нам отвращение? Они были посылаемы для наказания к израильтянам, к Давиду, к содомлянам, в юдоль плача. Но теперь не так; напротив, они весьма радостно воспевали на земле; Бог низвел их к людям, а людей возвел туда.

4 При этом обрати внимание на вещь необычайную: (Господь) сначала их, низвел к нам, а потом человека возвел к ним; земля стала небом, потому что небо имело принять к себе земных (обитателей). Потому мы с благодарностью взываем: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лк 2:14). Вот, говорит, и люди наконец стали угодными (Богу). Что значит: «благоволение»? Примирение. Теперь небо уже не заграждено от нас непроходимой преградой. Прежде ангелы были распределены по числу народов, а теперь уже не по числу народов, а по числу верных. Откуда это видно? Выслушай слова Христовы: «Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного» (Мф 18:10). Каждый верующий имеет ангела, так как и с самого начала каждый благочестивый человек имел ангела, как говорит Иаков: «Ангел, избавляющий меня от всякого зла, да благословит отроков сих» (Быт 48:16). Итак, если у нас есть ангелы, то будем вести себя осмотрительно, как бы с нами были наставники, потому что с нами есть и демон. Поэтому будем молиться и взывать, прося себе ангела мирна; мы и везде просим мира, потому что с ним ничто не может сравниться, — мира и в церквях, и в молитвах, как частных, так и общественных, и в приветствиях; предстоятель церкви подает его нам и раз, и два, и три, и много раз, произнося: «Мир вам». Почему так? Потому что мир есть источник всех благ: он приносит с собою радость. Поэтому-то и Христос заповедал апостолам, входя в дома, тотчас говорит о нем, как о символе всех благ: «Входя в дом», говорите: «Мир дому сему» (Мф 10:12), так как без него ничто не имеет цены. И опять Он говорит ученикам: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам» (Ин 14:27), потому что им обусловливается и самая любовь. И предстоятель церкви не просто говорит: мир вам, но — «мир всем». Да и какая польза нам с одним иметь мир, а с другим ссориться и враждовать? Какая прибыль? И тело не может быть тогда здоровым, когда некоторые части его находятся в согласии, а другие действуют несогласно, но лишь тогда, когда во всем порядок, согласие, мир; не будь мира во всем, тогда все выйдет из своих границ, все низвратится. Подобным образом и в уме нашем, если мысли не находятся все в спокойном состоянии, мира не будет. Мир — это столь великое благо, что те, которые водворяют и поддерживают его, называются сынами Божиими. И справедливо: сам Сын Божий пришел на землю умиротворить земная и небесная. Если же миротворцы — сыны Божии, то возмутители — сыны дьявола. Что ты говоришь? Ты и в самом деле производишь раздоры и междоусобия? Неужели, скажешь, есть где-нибудь такой несчастный? Есть и много таких, которые радуются злу и с большей жестокостью терзают тело Христово, чем воины, пронзившие его копьем, чем иудеи, пронзившие его гвоздями. То зло меньше, чем это; те члены, будучи растерзаны, снова соединились, а эти, будучи отторгнуты, если здесь не соединятся между собой, то никогда не будут соединены, а останутся вне целого (церкви). Когда ты хочешь завести ссору с братом, вспомни, что ты восстаешь против членов Христовых и укроти свой гнев. Что тебе до того, если это человек нетерпимый и низкий; что тебе, если это — презренный? «Нет», — говорит, — «воли Отца» Моего «чтобы погиб один из малых сих» (Мф 18:14); и опять: «Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного». Для него Бог сделался даже рабом и подвергся закланию; а ты считаешь его за ничто? Через это ты восстаешь против Бога, возвышая голос наперекор Ему. Предстоятель церкви, как только входит, сейчас же говорит: «Мир всем»; когда начинает беседу (говорит): «Мир всем»; когда благословляет (говорит): «Мир всем»: когда повелевает принести друг другу целование (говорит): «Мир всем»; когда совершится жертва: «Мир всем», и во время совершения также: «Благодать вам и мир». Как же не безрассудно, если мы, столько раз слыша (напоминание об обязанности) иметь мир между собою, враждуем друг против друга, если, и сами принимая, и другим преподавая, восстаем против того, кто подает нам мир? Ты говоришь: «И духу твоему», а выйдешь (из церкви) и начинаешь обносить его клеветой? Увы, то, что особенно дорого в церкви, стало одним внешним обрядом, а не настоящей истиной! Увы, все символы этого воинства (церкви) ограничиваются словами! Поэтому вы даже и не знаете, для чего говорится: «Мир всем». Но послушайте далее, что говорит Христос: «В какой бы город или селение ни вошли вы, наведывайтесь, кто в нем достоин, и там оставайтесь, пока не выйдете; а входя в дом, приветствуйте его, говоря: мир дому сему; и если дом будет достоин, то мир ваш придет на него; если же не будет достоин, то мир ваш к вам возвратится» (Мф 10:11−13). Мы потому и не знаем, что считаем эти слова одним образным выражением и не вникаем в смысл их. Ведь не я подаю мир, а Христос благоволит говорить через нас. Хотя бы во всякое другое время мы чужды были благодати, но теперь не чужды ее для вас. Если благодать Божия, по устроению (Промысла), действовала для пользы израильтян через осла и через волшебницу, то несомненно, что она не откажется действовать и в нас, и соизволить на это для нас.

6. Итак, никто пусть не говорит обо мне того, что я не совершен, ничего не значу и ничего не стою; и всякий пусть слушает меня со вниманием. Я тоже ведь принадлежу к числу тех (через которых действует благодать Божия). Бог обыкновенно присутствует постоянно в таких людях, для пользы многих. Знайте, что Он благоволил говорить с Каином ради Авеля, с дьяволом ради Иова, с фараоном ради Иосифа, с Навуходоносором ради Даниила, с Валтасаром ради него же. И волхвам было откровение, и Каиафa пророчествовал ради достоинства священного сана, несмотря на то, что был убийцей Христа и недостойным. Говорят, что и Аарон из-за этого же не был поражен проказой. В самом деле, скажи мне, почему только она одна (сестра Ааронова) понесла наказание, тогда как они оба противоречили (Моисею)? Не удивляйся; если между светскими властями бывает так, что хотя бы в бесчисленных преступлениях обвиняли кого-нибудь, но он не прежде приводится в судилище, как по снятии с него власти, чтобы вместе с ним не нанести оскорбления и ей, то тем более в духовной власти, какова бы она ни была, благодать Божия всегда действует; в противном же случае все бы погибло. Но когда человек сложит ее с себя, тогда подвергнется тягчайшему наказанию или по отшествии (из этой жизни), или даже еще здесь непосредственно вслед затем. Не думайте, что я это от себя говорю. Божия благодать действует и через недостойного, не для нас, а для вас. Послушайте же, что говорит Христос: «И если дом будет достоин, то мир ваш придет на него» (Мф 10:13). Как же он делается достойным? Если примут вас, говорит Он. Если же не примут вас, и не послушают слова вашего, «Истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому» (Мф 10:15). Итак, какая польза оттого, что вы принимаете нас и не слушаете слов наших? Что прибыли, что вы почитаете нас и не внимаете тому, что мы говорим вам? Вот для нас честь, вот для нас удивительное уважение, благотворное для вас и для нас, — если вы слушаетесь нас. Послушайте и Павловых слов: «Я не знал, братия, что он первосвященник» (Деян 23:5). Послушайте и Христовых слов: «Все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте» (Мф 23:3). Ты не меня презираешь, а священство. Если ты видишь меня лишенным его, презирай: тогда и я не стану проявлять власть. Но доколь мы восседаем на этом престоле, доколь мы имеем председательство, дотоль имеем достоинство и силу, хотя сами и недостойны. Коли седалище Моисея было столь почтенно, что из-за него слушали восседавших на нем (Мф 23:2, 3), то тем более престол Христов. Его унаследовали мы. Мы вещаем вам с того самого (престола), с которого и Христос учредил в нас служение примирения. Посланники, каковы бы они ни были, пользуются великой честью из-за своего посольского достоинства. Посмотри в самом деле: они приходят одни во внутренность варварской земли, посреди стольких врагов; и так как закон о посольств имеет великую силу, то их все почитают, все смотрят на них с уважением, все отпускают их с безопасностью. И мы имеем значение посланников и пришли от Бога: таково епископское достоинство. Мы пришли к вам в качестве посланников, прося прекращения войны и объявляя условия, обещая дать вам не города, или столько-то мер хлеба, или пленников, или золото, но царство небесное, жизнь вечную, сожительство со Христом и другие блага, которых ни мы не в состоянии высказать, ни вы выслушать, доколь находимся в этом теле и в настоящей жизни. Итак, мы исполняем должность посланников, и желаем пользоваться честью не для нас самих, — нет, мы знаем, как она ничтожна, — а для вас, чтобы вы охотно слушались слов наших, чтобы вы получали пользу, чтобы вы без рассеянности и лености внимали словам нашим. Не видите ли, как много внимания все обращают на посланников? Мы Божии посланники у людей; если это для вас тягостно, то ведь не мы (тягостны), а самое епископство, не тот или другой (человек), а епископ. Пусть всякий не меня слушает, а сана моего. Будем же все делать так, как угодно Богу, чтобы жить во славу Божию и удостоиться благ, какие обещаны любящим Его, благодатью и человеколюбием (Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава со Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь).

БЕСЕДА 4

«И вас, бывших некогда отчужденными и врагами, по расположению к злым делам, ныне примирил в теле Плоти Его, смертью Его, чтобы представить вас святыми и непорочными и неповинными пред Собою» (Кол 1:21, 22).

Похвала Моисею. — Почему Христос позже его пришел в мир.

1. Здесь (апостол) показывает, что (Христос) примирил (людей), тогда как они недостойны были примирения, — выражение: были под властью тьмы — указывает на бедственное положение, в котором они находились. Но чтобы ты, услышав о темной власти, не вообразил себе какой-нибудь необходимости, он прибавляет: «И вас, бывших некогда отчужденными». Хотя здесь, по-видимому, он говорит то же самое, но (на самом деле) не то: не одно и то же — избавить от зла человека, который по необходимости потерпел зло, и (человека), который добровольно подвергся ему; первый достоин сожаления, а последний — отвращения. Однако же Он, по словам (апостола), освободил нас, отступивших от Него не по неволе, ни по принуждению, но добровольно, и примирил нас, несмотря на наше недостоинство. И так как (апостол) выше упомянул о небесном, то он теперь показывает, что вся вражда имеет начало отсюда, а не оттуда: они (обитатели неба) давно желали (примирения), и Бог тоже, а вы не хотели. Он делает совершенно ясным, что если бы люди до последних времен оставались врагами, то ангелы ничего не могли бы сделать: они не могли и убедить (людей) и, убедивши, освободить от дьявола. Ведь не было бы никакой пользы убедить их, не связавши властителя (дьявола), равно не было бы никакой пользы связать (властителя), когда бы содержимые (под его властью) не захотели избавиться. Надлежало сделать то и другое; (ангелы) ни того, ни другого не могли сделать, а Христос то и другое исполнил. И ведь убедить (людей) было делом более удивительным, чем разрушить смерть: последнее всецело зависло от Него, и Он один был в нем Господином; а в первом не Он один действовал, но и мы принимали участие, мы же удобнее совершаем то, что от нас самих зависит. Итак, то, что было важнее, (апостол) полагает после; и он не просто сказал: враждующих, но — «отчужденными», что означает сильную вражду, и даже не только отчужденных, но и не ожидавших воссоединения. «И врагами, по расположению», — говорит он, показывая тем, что отчуждение их было не только в намерении, — а что? — «к злым делам», т. е. вы и были врагами, и действовали, как враги. «Ныне примирил в теле Плоти Его, смертью Его, чтобы представить вас святыми и непорочными и неповинными пред Собою». Здесь он представляет и образ примирения, — что (Христос примирил нас) «в теле», будучи не просто язвен, или биен, или предан, но и претерпевши самую поносную смерть. Он снова упоминает о кресте, и снова указывает на другое благодеяние; не только (говорит): избавил, но намекает и здесь на то, о чем сказал выше — что сделал нас способными (к получению избавления). «Смертью Его», — говорит, — «чтобы представить вас святыми и непорочными и неповинными пред Собою». Он не только освободил нас от грехов, но и поставил в числе прославленных. Он претерпел столько не для освобождения только от зла, но и для того, чтобы возвести нас к первоначальному состоянию, подобно тому, как если бы кто, освободив осужденного от наказания, возвел его еще в почетное состояние. И Он поставил нас в числе несогрешивших ни в чем, или лучше, в числе не только несогрешивших, а и совершивших величайшие подвиги, и что еще больше, даровал святость пред Собою. Слово же: «неповинными» выражает более, чем непорочность, так как название: неповинный прилагается к нам тогда, когда мы своими делами не доводим себя даже до осуждения или упрека. Но так как, сказав, что Он совершил это Своей смертью, (апостол) все приписал Ему, то, чтобы не сказал кто-нибудь, будто с нашей стороны ничего не требуется, он для этого прибавил: «Если только пребываете тверды и непоколебимы в вере и не отпадаете от надежды благовествования» (ст. 23). Этими словами он предохраняет их от беспечности. И не просто сказал: «пребываете», потому что есть пребывание шаткое и колеблющееся, и есть стояние и пребывание твердое. «Если только пребываете», — говорит, — «тверды и непоколебимы». О, какой он употребил оборот речи! Не только не колеблющиеся, говорит, но и непоколебимы. И смотри: он пока ничего не требует тяжелого, ничего трудного, а лишь веры и надежды, — как бы так говорит: если вы пребудете в вере, то надежда на получение будущих благ несомненна. Здесь возможно (не усомниться); но в добродетели невозможно хотя бы несколько не поколебаться; таким образом это нетрудно. «От надежды благовествования», — говорит, — «которое вы слышали, которое возвещено всей твари поднебесной» (ст. 23). Но что такое упование благовествования, как не Христос? Он есть мир наш, и Он все это сделал; а потому, кто приписывает это другим, тот уклонился (от истины), и если он не верует во Христа, то все потерял. «Слышали», — говорит. Он опять призывает во свидетели их, а потом всю вселенную. Он не говорит: (благовествования) проповедуемого, но — «возвещено», в которое уже уверовали. Так он сделал и в начале, желая свидетельством многих утвердить и их. «Которого я, Павел, сделался служителем» (ст. 23). И это он делает для удостоверения. «Я», — говорит, — «Павел, сделался служителем»: а он имел большую важность, так как был всюду прославляем, и был учителем вселенной. «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь» (ст. 24).

2. Какая здесь связь? Как будто незаметна, но в самом деле большая. И — «служителем», — говорит, вместо того, чтобы сказать: я ничто не ввожу сам от себя, и возвещаю учение другого; я так верю, что и страдаю из-за Него же, и не только страдаю, а и радуюсь в страданиях, взирая на то, чего ожидаем в будущем; и страдаю не за себя, а за вас. «И восполняю», — говорит, — «недостаток в плоти моей скорбей Христовых». Мне кажется, он сказал великое; но это не по дерзости, — нет! — а по сильной любви ко Христу. Он не хочет, чтобы эти скорби присваивались ему, а Христу; и сказал таким образом потому, что желал привлечь их (слушателей) ко Христу. «И все что я страдаю», — говорит, — «ради Него страдаю». Поэтому не мне воздавайте благодарность, а Ему: Он терпит это. Это подобно тому, как если бы кто, будучи к кому-нибудь послан, попросил другого, сказав: прошу тебя, поди вместо меня к такому-то, и последний после того сказал бы: я делаю это вот для кого. Так он не стыдится и эти страдания приписывать Ему, потому что (Христос) не только умер за нас, но и после смерти готов страдать ради нас. (Апостол) желал и постарался доказать, что (Христос) и теперь собственным Своим телом подвергает Себя опасности ради Церкви. К этому направлена его речь, т. е., что вы не нами бываете приводимы, а Им, хотя делаем это мы, — мы приняли на себя не свое дело, а Его. Это все равно, как если бы какой-нибудь отряд находился в битве под защитой военачальника; а потом, в отсутствии последнего, второстепенный военачальник стал бы принимать на себя направленные против него удары до окончания сражения. А что (апостол) действительно за Него (Христа) это делал, об этом послушай, как он сам говорит: «За Тело Его», желая этим сказать, что я не вам угождаю, а Христу, потому что терплю за Него то, что должно было терпеть Ему. Посмотри, как много он высказывает, обнаруживая сильную любовь. Как во втором послании к Коринфянам он писал: «Давшего нам служение примирения» (2Кор 5:18), и еще: «От имени Христова просим: примиритесь с Богом» (ст. 20), — так и здесь, чтобы более привлечь их, говорит то же: «Ради Него страдаю», т. е., хотя Тот, кто должен вам, и удалился, но я отдаю Его долг. Вот и «недостаток» он говорит с целью показать, что, по его мнению, Христос еще не все претерпел. За вас, говорит, Он и по смерти страдает, если требует нужда. То же он представляет иначе и в послании к Римлянам, говоря: «Который и молится за нас» (8:32), показывая, что Он не удовольствовался только смертью, а и после того делает за нас бесконечно многое. Таким образом он говорит это не для собственного превозношения, но желая показать, что Христос и доселе заботится о них, а для удостоверения в своих словах прибавляет: «За Тело Его». Что это действительно так, что здесь нет никакой несообразности, видно из того самого, что это делается «За Тело Его». Видишь, какая связь между нами и Им? Итак, зачем же вы вводите тут еще посредство ангелов? «Которого я», — говорит, — «сделался служителем». Зачем еще вводите тут других — ангелов? «Я» есмь «служителем». Затем показывает, что сам он ничего не сделал, хотя и служитель. «Которой сделался я», — говорит, — «служителем по домостроительству Божию, вверенному мне для вас, чтобы исполнить слово Божие» (ст. 25). «По домостроительству». Этим он или то сказал: так Он желал, чтобы, по отшествии Его, мы сделались преемниками служения в деле домостроительства, чтобы вы не остались покинутыми, — сам же Он страдал, сам и посланником был, — или выразил такую мысль: мне, жесточайшему из всех гонителю, для того и попустил (Бог) преследовать (Христа), чтобы сделаться достойным вероятия при проповедании, — или он упомянул о домостроительстве в том смысле, что требовал не дел, или подвигов, или заслуг, а веры и крещения. Ведь иначе вы не приняли бы Его учения. «Для вас», — говорит, — «чтобы исполнить слово Божие». Слово: «исполнить» он употребляет по отношению к язычникам, показывая, что они доселе еще колеблются: то, что язычники могли воспринять столь высокие догматы, было делом не Павла, а домостроительства Божия: я, говорит сам не имел бы силы. Указавши же на более важное, т. е., что страдания его — Христовы (страдания), он представляет затем более понятное, т. е., что и «исполнить слово Божие для вас» — также дело Божие. Здесь он, хотя неясно, показывает, что и в том обнаружилось домостроительство, что вы теперь признаны способными слушать слово (Божие), и это не от небрежения, а с той целью, чтобы вы сделались способными и к принятию его. Бог не вдруг все делает, но, по великому человеколюбию Своему, приспособляется к нам; и вот причина, по которой Христос пришел ныне, а не в древнее время. Так и в Евангелии (Бог) показывает, что Он для того посылал прежде рабов, чтобы (иудеи) не подвиглись на убийство Сына. Если они не устыдились Сына, когда Он пришел после рабов, то тем более, если бы пришел прежде. Если уж они не послушались меньших приказаний, то как слушались бы больших? Итак, что же говорит он? Разве иудеи и язычники до сих пор не находятся еще в худшем состоянии чем были прежде? Это, наконец, верх беспечности! После такого долгого времени, после стольких наставлений все еще оставаться несовершенными — это крайнее нерадение!

3. Итак, когда язычники будут спрашивать, почему только теперь пришел Христос, мы не позволим говорить им это, а сами спросим: а разве Он не исполнил Своего дела? Как в том случае, если бы Он и с самого начала пришел и не совершил Своего дела, недостаточно было бы, для оправдания Его, указать на время Его пришествия, так и теперь, когда Он совершил Свое дело, нам несправедливо было бы требовать отчета во времени Его пришествия. И у врача, который исцелил болезнь и возвратил больному здоровье, никто не станет требовать отчета касательно лечения; и у полководца, который одержал победу, никто не станет выпытывать, почему он сделал это в такое-то время и в таком-то месте. Спрашивать об этом можно было бы тогда, когда бы он не сделал этого; а если сделал, то нужно принимать. Скажи мне, что более достойно веры: твои ли выдумки и рассуждения, или выполнение самого дела? Ты мне вот что скажи: победил ли Он, или нет? Одержал ли верх, или нет? Привел ли к окончанию то, что говорил, или нет? Вот в чем должен состоять отчет. Скажи мне, ты конечно исповедуешь, что есть Бог, хотя и не признаешь Христа? Я спрашиваю тебя: ведь Бог безначален? Ты конечно подтвердишь это. Скажи же мне: почему Он не сотворил людей за тысячи лет прежде? Тогда бы они больше времени уже прожили; а если бытие составляет благо, то тем большее благо — существовать дольше. Но теперь разве они понесли какой-нибудь ущерб за то время, когда их не было? Нет, ущерба не понесли; почему, — это знает Тот, Кто сотворил их. Опять спрашиваю тебя: почему Он не сотворил всех вдруг, а сделал так, что душа одного, который сотворен первым, существует уже столько лет, между тем как на долю другой, которая еще не произошла на свет, достается жить меньше? Зачем Он устроил так, что тот является на свет первым, а этот — последним? Подобные вещи действительно стоят того, чтобы исследовать их, но — не из праздного любопытства; последнее само по себе еще не составляет и исследования. Но я тебе покажу настоящую причину того, о чем начал говорит (т. е. почему Христос явился поздно). Согласись, что человеческая природа имеет свои возрасты, — что в первые времена наш род находился в состоянии младенчества, в следующие затем времена — в положении юности, а в те времена, которые приближаются к старости, в положении старца; наконец, когда, по ослаблении телесных членов и по прекращении борьбы, душа окрепла, — мы достигли и до любомудрия. Ты скажешь: напротив, мы учим детей с малых лет. Правда, учим, но только неважным предметам, а разве тому, чтобы только правильно говорить, развивая в них дар слова; да и то уже тогда, когда они начнут подрастать. Посмотри, и Бог поступал точно таким же образом с иудеями; точь-в-точь как к детям, Он приставил к иудеям учителя грамоты, Моисея, который возводил их, так же как мы детей, к постепенному изучению письменных знаков, изображая их на доске. «Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей» (Евр 10:1). И как мы покупаем детям гостинцы и даем им денег, требуя от них только одного, чтобы они тотчас же шли в училище, так и Бог в то время посылал (иудеям) изобилие и довольство, желая получить от них, за такое внимание к ним, одно, чтобы только слушали Моисея. Для этого-то Он поручил их наставнику, чтобы они не пренебрегали им, а смотрели бы на него, как на нежного отца. И смотри, они и боялись только его одного, — не спрашивали: где Бог? А — где Моисей? Он наводил на них страх одним своим присутствием. Когда же они поступали худо, смотри, как он их наказывал. Бог хотел отвергнуть их, но Моисей не допустил; вернее же сказать, тут все было делом Божиим. Он изрекал угрозы так же, как отец; а Моисей, как учитель, умолял Его и говорил: предоставь мне, с этих пор я беру их на свои руки. Таким образом пустыня была настоящим училищем. И как дети, проведши несколько времени в занятиях, стараются уйти, так и они в то время постоянно стремились в Египет, плакали, говорили: мы пропали, мы прожились, мы погибли. Моисей разбил и скрижаль, на которой написал было им как бы названия (вещей). Он поступил так же точно, как и учитель, который, взяв доску и увидев на ней худое письмо, бросает и доску, желая показать этим сильный гнев; и хоть и разобьет ее, отец не будет гневаться, потому что тот старался и писал, а они не смотрели на него, звали только по сторонам и шалили. И как дети, во время занятий своих, бьют друг друга, так и он, в то время, повелевал одним бить и убивать других. И опять, он наказывал их, как (учитель), который давал уроки и, спросив, находил их неприготовленными. (Какие это уроки) представлю пример: были такие письмена, которые указывали на силу Божию, явленную в Египте. Да, говорит, но эти письмена объявляли о казнях (египетских), о том, что Бог наказывает врагов, и заключали в себе урок, весьма поучительный (для иудеев). Чем иным было наказание врагов для вас, как не благодеянием? Да и другими способами Он вам благодетельствовал. Это все равно, как если бы кто-нибудь стал бы уверять, что он знает буквы, а когда стали бы спрашивать его в разбивку, он не в состоянии был отвечать и за то был наказан: так и они говорили, что знают силу Божию, но когда требовалось показать это знание в различных случаях, они не находились отвечать и за то были наказываемы. Ты видишь воду? Должен вспомнить при этом о воде египетской: кто превратил воду в кровь, тот может сделать и это. Все равно как мы часто говорим детям: когда увидишь в книге букву: а, помни, что это тот самый знак, какой и у тебя на дощечке. Видишь голод? Вспомни, что он истребил (в Египте) все, что ни уродилось. Видишь войны? Вспомни о потопе. Видишь, что землю населяют сильные народы? Но они не сильнее египтян, и тот, кто изъял тебя из среды их, не гораздо ли легче может спасти тебя, когда ты не в их руках? Но они не умели отвечать вперемежку на все вопросы, относящиеся до их азбуки, и за то были наказываемы. Они только и знали, что ели, пили и буйствовали. Испытавши вред от удовольствий, они не должны бы были искать их в манне. Они делали то же самое, как если бы сын свободных родителей, когда стали посылать его в — училище, захотел жить вместе с рабами и служить у них; как если бы, получая все необходимое для содержания, приличного человеку свободному, занимая место за столом своего отца, он нашел для себя приятным беспорядочный и шумный стол рабов. Так и они все стремились в Египет, хотя говорили Моисею: ей, Господи, «все, что» глаголешь, «сделаем и будем послушны» (Исх 24:7). И как бывает с сильно распущенными детьми, что отец хотел бы иногда убить их, а учитель постоянно упрашивает его за них, так и в то время происходило то же самое.

4. Но почему об этом рассказано нам? Потому, что и мы ничем не отличаемся от детей. Хочешь ли еще слышать учение их, чтобы видеть, как много в нем детского? «Око за око», — говорит, — «и зуб за зуб» (Лев 24:20). И это естественно. Нигде склонность к мщению не бывает так сильна, как в душе ребенка. Так как мстительность есть страсть самая безрассудная, а этому возрасту особенно свойственна нерассудительность и недостаток обдуманности, то понятно, почему гнев имеет неограниченную власть над детьми. И владычество гнева до такой степени сильно, что часто бросаются на землю и потом, вскочив, бьют себе от злости колена, или опрокидывают скамейки, к уже только после этого начинает утихать в них мучительная страсть и остывать их бешенство. В этом роде Бог действовал, когда позволил им исторгать, око за око и зуб за зуб, или когда поражал египтян и амаликитян за обиды, наносимые им (иудеям). Бог дает позволение поступать таким образом, как отец, который, когда какой-нибудь (малютка) скажет: отец, такой-то меня прибил, — отвечает: он злой человек, мы не будем его любить. В таком же смысле и Бог говорит: я буду врагом врагов твоих, и возненавижу ненавидящих тебя. И опять, когда молился Валаам, им оказано было такое же снисхождение, как детям. Подобно тому, как бывает с детьми, что, когда они увидят что-нибудь такое, что само по себе вовсе не страшное, — например, шерсть, или что-нибудь подобное, — вдруг начинают пугаться, а мы, чтобы эта вещь не наводила на них страха, подносим ее к ним и даем в руки, или заставляем кормилицу показать ее, — так поступил и Бог. Так как прорицатель был для них страшен, Он превратил их страх в смелость. И как детям, отучаемым от груди, в утешение дается рожок, так и иудеям Бог не отказывал ни в чем, и посылал им полное довольство. Но дитя и после того все еще просит груди: и они также все искали Египта и египетского мяса.

Таким образом, тот не погрешит, кто назовет Моисея их учителем, воспитателем и руководителем. А это был человек весьма мудрый; ведь не одно и то же — руководить людьми, уже способными рассуждать зрело, и управлять неразумными детьми. Если угодно, можно сказать и еще что-нибудь. Как воспитатель говорит ребенку: когда пойдешь ты для естественной нужды, то будь осторожней, оберегай свое платье, пока будешь сидеть, — так поступал и Моисей. И как в детях, — у которых еще нет возницы, — господствуют все страсти: тщеславие, своенравие, безрассудство, гнев, зависть, — так и над иудеями господствовали все эти (страсти): они плевали на Моисея, они его били. И как дитя поднимает на кого-нибудь камень, и все мы кричим: не бросай, — так и они поднимали камни на своего отца, хотя, впрочем, он и избегал их. И как дитя, если видит на отце какие-нибудь украшения, просит их себе, потому что они ему нравятся, — так поступили и сообщники Дафана и Авирона, восставшие против священства. Они были завистливы, малодушны больше, чем всякий другой, и во всех отношениях (были люди) с недостатками. Итак, скажи мне, неужели надлежало Христу явиться в то время? Давать заповеди, имеющие такой глубокий смысл в такое время, когда они находились под властью неистовой страсти, — когда, по своему сладострастию, это были настоящие кони, — когда они были рабами корыстолюбия и чревоугодия? Он напрасно стал бы расточать уроки любомудрия, и рассуждать с людьми безумными. Они не поняли бы ни того, ни другого. Как тот, кто начал бы учить чтению прежде, чем азбуке, никогда не научил бы даже и азбуке, — так было бы и тогда. Но теперь не то: теперь, по благодати Божией, всюду насаждена великая кротость и великая добродетель. Будем же благодарны за все и не станем предаваться праздному любопытству. Не нам знать время, а Тому, Кто сотворил время и создал века. Предоставим же все Ему. Воздавать славу Богу значит не требовать у Него отчета в Его делах. Так воздал славу Богу и Авраам, «и будучи вполне уверен, что Он силен и исполнить обещанное» (Рим 4:21). Он даже и о будущем не спрашивал; а мы ищем причины тому, что уже прошло. Посмотри, какое тут неразумие, какая неблагодарность! Но оставим это наконец, — потому что от этого не будет никакой пользы, а даже еще большой вред; будем питать в душе признательность к нашему Владыке и воссылать славу Богу, чтобы, вознося благодарение за все, удостоиться Его человеколюбия, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 5

«Тайну, сокрытую от веков и родов, ныне же открытую святым Его, Которым благоволил Бог показать, какое богатство славы в тайне сей для язычников, которая есть Христос в вас, упование славы, Которого мы проповедуем, вразумляя всякого человека и научая всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе» (Кол 1:26−28).

Тайна воплощения и ее следствия. — Против отвергающих воскресение.

1. Сказав о том, что мы получили, и показав из величия дарованных нам (благ) человеколюбие и славу Божию, (Павел) присовокупляет еще другое дополнение, — что прежде нас никто не знал этой (тайны). То же он делает и в послании к Ефесянам, когда говорит: ни ангелы, ни начала, ни иная каким-либо созданная сила, но один Сын Божий знает (Еф 3:5). Потому и не сказал просто: сокрытую (κεκρυμμένον), но: «тайную» (άποκεκρυμμένον), как потому, что, хотя она и ныне совершилась, однако она древняя, так и потому, что Бог издавна восхотел этого и так предначертал. Но почему, — об этом еще не говорит. «Сокрытую от веков», — говорит, — «и родов». И справедливо назвал тайной то, чего никто не знал, кроме Бога. Где же «тайную»? Во Христе, как говорит в послании к Ефесянам, или, как некогда сказал пророк: «от века и до века Ты — Бог» (Пс 89:3). «Ныне же открытую», — говорит, — «святым Его». Итак, все это есть дело домостроительства Божия. «Ныне же», — говорит, — «открытую». Не сказал: совершилась, но: «Открытую святым Его». Если явилась одним только святым, то, значит, еще и ныне скрывается. Пусть же они (еретики) не прельщают вас: не знают, почему (апостол) сказал: (только тем) «Которым благоволил». Смотри, как он везде предупреждает их вопросы. «Которым», — говорит, — «благоволил Бог показать»; а воля Его не неразумна. Он сказал это для того, чтобы они более покорялись благодати, и не превозносились своими добрыми делами. «Какое богатство славы в тайне сей для язычников». Глубокомысленно сказал и усилил речь, приискивая от преизбытка чувства пояснения к пояснениям. Самая эта неопределенная речь: «Богатство славы в тайне сей для язычников» тоже содержит в себе пояснение, — потому что слава более всего является в язычниках, как и говорит в другом месте: «А для язычников — из милости, чтобы славили Бога» (Рим 15:9). И в других является великая слава тайны; но в них гораздо более. Людей более бесчувственных, чем камни, вдруг возвести к достоинству ангелов, единственно посредством безыскусственных слов и одной веры, без всякого труда, — это действительно слава и богатство тайны, подобно тому, как если бы кто-нибудь пса, издыхающего от голода и паршей, гнусного и отвратительного, уже не могущего двигаться и заброшенного, вдруг сделал человеком и показал на царском престоле. Смотри: они поклонялись камням и земле, — считая их лучшими неба и солнца, думая, что весь мир служит им, — были пленниками и узниками дьявола, и вдруг наступили на главу его, и стали повелевать им и бичевать его. Слуги и рабы демонов сделались телом Владыки ангелов и архангелов. Не знавшие даже, что есть Бог, вдруг стали сопрестольниками Бога. Хочешь видеть бесчисленные ступени, которые они перешагнули? Нужно было им, во-первых, узнать, что камни не боги; во-вторых, что они не только не боги, но и ниже людей; в-третьих, ниже бессловесных; в-четвертых, ниже растений; в-пятых, что они (язычники) смешали совершенно противоположные предметы, что не только камни, но ни земля, ни животные, ни растения, ни человек, ни небо, ни то, что выше неба (не есть Бог); опять, — что ни камням, ни животным, ни растениям, ни стихиям, ни горнему, ни дольнему, ни человеку, ни демонам, ни ангелам, ни архангелам, ни другой какой-либо из тех высших сил не должна поклоняться человеческая природа. Как бы черпая из некоей глубины, им надлежало познать, что Владыка всего — Он есть Бог, что Ему одному должно служить, что дивное устройство жизни есть благо, что настоящая смерть не есть смерть, а настоящая жизнь — не жизнь, что тело восстает, делается нетленным, восходит на небеса, сподобляется бессмертия, водворяется с ангелами, преселяется. Человека, стоявшего так низко, после того, как он перешагнул все эти (ступени, Христос) посадил на небесах, на троне; того, который был ниже камней, поставил выше ангелов, архангелов, престолов, господств. Действительно, хорошо сказал: «какое богатство славы в тайне сей»? Дело подобно тому, как если бы кто-нибудь глупого вдруг сделал философом. А лучше сказать, что ни говори, ничего не объяснишь, потому что и Павловы слова неопределенны. «какое», — говорит, — «богатство славы в тайне сей для язычников, которая есть Христос в вас»? Еще надлежало познать, что Тот, кто выше всех, кто господствует над ангелами и имеет власть над всеми прочими силами, нисшел долу, сделался Человеком, претерпел бесчисленные мучения, воскрес и вознесся.

2. Все это было следствием тайны, и Павел торжественно возвещает это, когда говорит: «которая есть Христос в вас». Если же Он в вас, то для чего вы ищете себе учителей из ангелов? «В тайне сей». Есть и другая тайна; но это, по преимуществу, тайна, которой никто не знал, которая досточудна, которой никто не ожидал, и она была сокрыта. «Которая есть Христос в вас», — говорит, — «упование славы, Которого мы проповедуем», приняв Его свыше. «Которого» (проповедуем) «мы», а не ангелы, «вразумляя и научая», а не повелевая и не принуждая: ведь и то, что люди приводятся к Богу не насильственно, есть дело человеколюбия Божия. Так как «научая» — слово великое, то он прибавил: и «вразумляя», что более свойственно отцу, чем учителю. «Которого», — говорит, — «мы проповедуем, вразумляя всякого человека и научая» всякого человека во «всякой премудрости», то есть, со всякой премудростью и разумом, или — все говоря в премудрости. Поэтому, здесь нужна вся премудрость, так как познать это не всякий может. «Чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе». Что ты говоришь — «всякого человека»? Да, говорит, мы об этом заботимся. Что же, если бы это не исполнилось? Все-таки блаженный Павел старался сделать совершенным. Итак, это — совершенство, а то — несовершенно. Следовательно, кто имеет не всю мудрость, тот несовершенен. «Совершенным во Христе Иисусе»: не о законе, и не об ангелах, потому что это несовершенно. «Во Христе», то есть, в познании Христа. Кто знает, что сделал Христос, тот постиг более ангелов. «Во Христе Иисусе; для чего я и тружусь и подвизаюсь» (ст. 29). Не просто стараюсь, говорит, не как случилось; но «тружусь и подвизаюсь» с великим тщанием, то есть, с великим бодрствованием. Если я так бодрствую для вашего блага, то сами вы должны (бодрствовать) гораздо более. Затем, чтобы показать, что это дело Божие, говорит: «Силою Его, действующею во мне могущественно» (ст. 29). Показывает, что это — дело Божие. Дающий мне силы для этого, очевидно, этого желает. Потому и в начале сказал: «Волею Божией» (ст. 1). Итак, (апостол) сказал так не только по смирению, но и по истине. «И подвизаюсь». Этим словом он показал, что против него воюют многие. Затем (выражает) великую любовь.



2007–2024. Сделано с любовью для любящих и ищущих Бога. Если у вас есть вопросы или пожелания, то пишите нам: bible-man@mail.ru.