Деяния 7 Деяния 7 глава

2. Речь Стефана в свою защиту (7:1−53)

Многие исследователи, изучавшие речь Стефана, критикуют ее как хаотичную, скучную и даже бессвязную. Джордж Бернард Шоу в своем предисловии к «Андроклу и льву» называет Стефана «довольно несносным молодым оратором», «бестактным и самоуверенным занудой». Он говорит, что Стефан «выступил перед советом с речью и… навязал им утомительный обзор истории Израиля, с которой они, предположительно, были так же хорошо знакомы, как и он» [Джордж Бернард Шоу, Предисловие к книге «Андрокл и лев» (1912 г.; Констебл, 1916 г.), с. IXXXV. — Androcles and the Lion.].

Другие считают, что его речь не только неинтересна, но даже не имеет никакого смысла. Дибелиус, например, написал о «неуместности большей части его речи» [Дибелиус, с. 167 и 169.]. Однако не все критики дают речи Стефана такие негативные оценки. Уильям Нейл даже назвал его речь «тонким и мастерским провозглашением Евангелия» [Нейл, с. 107.].

Важно помнить о характере и цели речи Стефана. После того как ему были предъявлены два серьезных обвинения, первосвященник задал ему прямой вопрос: Так ли это? (7:1) Поэтому Стефану пришлось защищать себя таким образом, чтобы построить apologia своего наступательного Евангелия. Он не просто повторил основные моменты ветхозаветной истории, которые хорошо были известны синедриону, но представил их, сделав определенные выводы. Он стремился доказать, что его позиция была далеко не «богохульной», что в его учении не было неуважения к Божьему слову, но, напротив, он фактически прославлял его. Ибо Писание Ветхого Завета подтверждало его учение о храме и законе, особенно в части предсказания о Мессии, в то время как именно они нарушали закон, отвергая Его, а не он. Сам Стефан был буквально пропитан Ветхим Заветом, что видно из его речи, щедро украшенной цитатами.

а. Храм

Евреи превозносили свой храм не из-за его архитектурного великолепия, но потому что Бог обещал, что там будет «обитать Его Имя» и что Бог будет встречать там Своих людей. В нескольких псалмах воспевается любовь Израиля к храму. Например, «Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать храм Его» (Пс 26:4; ср.: Пс 14, 41−42, 83, 121, 133, 146, 149.). И это было правильно. Но многие пришли к неверному выводу. Люди стали полностью отождествлять Иегову с храмом и считали, что храм гарантирует им Божью защиту, а разрушение храма соответственно означало бы, что Бог их покинул. Именно против такого понимания выступали пророки (напр.: Иер 7:4.). Но задолго до них, как указывал Стефан, великие герои Ветхого Завета никогда не представляли, что Бог мог быть заключен в здании.

Стефан выбрал четыре важные эпохи из истории Израиля, в каждой из которых доминировал один главный характер. Сначала он остановился на Аврааме и патриархальном веке (7:2−8); затем говорил об Иосифе и египетском рабстве (9−19); третьим идет Моисей, исход израильского народа и его странствия по пустыне (20−44); и в конце повествуется о Давиде и Соломоне, об установлении монархии (45−50). В качестве связующего звена всех четырех эпох Стефан использует тот факт, что ни в одной из них присутствие Божье не было ограничено каким-то одним конкретным местом. Напротив, Бог Ветхого Завета есть живой Бог, Бог в движении и на марше, Бог, Который всегда призывает Своих людей к новым действиям, всегда сопровождает и направляет их в их продвижении вперед.

(1) Авраам (7:2−8)

Не случайно Стефан выбирает для Иеговы титул — Бог славы, ибо Его слава является проявлением Его Самого. Стефан собирается рассказать, как Бог проявил Себя Аврааму. Он явился ему прежде в Месопотамии, а именно в Уре Халдейском (Быт 11:28), когда он и его семья «служили иным богам» (Нав 24:2.). И даже во времена идолопоклонства Бог явился и говорил к Аврааму, повелев ему покинуть родной дом и свой народ, идти в другую страну, которую Он позже укажет. Некоторые комментаторы считают, что Стефан здесь допустил ошибку. Основываясь на Бытие 11:31 — 12:1, они утверждают, что Бог дал Свой приказ Аврааму в Харране, а не в Уре. Но Бытие 12:1 можно перевести, как «сказал Господь Авраму» (НИВ) (глагол в оригинале находится в прошедшем совершенном времени, что означает, что действие, выраженное глаголом, уже завершилось в прошлом), предполагая, что сказанное Богом Аврааму в Харране явилось подтверждением того, что уже было однажды ему сказано в Уре. Конечно же, Бог позже сказал о Себе, как о «Господе, Который вывел тебя из Ура Халдейского…», и Иисус Навин, и Неемия — оба подтверждают это (Быт 15:7; Нав 24:3; Неем 9:7). Итак, Авраам покинул Ур и поселился в Харране; а оттуда, по смерти отца его, переселил его Бог, отправив в путешествие дальше, в землю Ханаанскую. Однако не дал ему на ней наследства ни на стопу ноги, но вместо этого обещал дать ее во владение ему и потомству его по нем (хотя в тот момент у него детей не было). Но даже они не унаследуют эту землю сразу, потому что сначала они будут переселенцами в чужой земле и будут в порабощении и притеснении лет четыреста (Стефан довольствуется круглой цифрой, хотя более точный период порабощения исчислялся 430 годами) (ср.: Быт 15:13; Исх 12:40−41). И даже в период их жестокого рабства Бог не забыл и не оставил их. Он обещал произвести суд над тем народом, который поработил их, таким образом освободив их от рабства (7).

Мы должны обратить внимание на то, как настойчиво Стефан выделяет в своей речи тему инициативы Бога. Бог Сам явился, Сам заговорил, послал, обещал, наказал и освободил. Из Ура в Харран, из Харрана в Ханаан, из Ханаана в Египет, из Египта обратно в Ханаан — Бог направлял каждый шаг Своего народа. И хотя в своих странствиях они охватили всю территорию от реки Евфрат до реки Нил, так называемый «перекресток плодородия», Бог был с ними. Почему? Потому что Он дал ему завет обрезания (8), т. е. дал торжественное обещание Аврааму благословить его и его потомство и дал ему обрезание как знак этого завета. Поэтому, задолго до того, как возникло святое место, появился святой народ, которому Бог торжественно поклялся в Своей верности. Затем он вновь повторил Свою клятву, данную Аврааму, — сначала его сыну, Исааку, затем его внуку Иакову, а впоследствии его правнукам, двенадцати патриархам (86). Так Стефан переходит от Авраама к Иосифу, второй крупной фигуре Ветхого Завета, которую он выделяет в своей речи (9−16).

(2) Иосиф (7:9−16)

Сразу отметим, что если Месопотамия была удивительным окружением, в котором Бог явился Аврааму (7:2), Египет равным образом стал удивительной сценой, где Бог начал действовал в жизни Иосифа. Стефан шесть раз повторяет слово «Египет» в семи стихах, словно надеясь, что слушатели поймут значимость этого слова. Это была «чужая земля», в которой потомкам Авраама предстояло быть чужеземцами и рабами в течение 400 лет (6), и великое переселение этого семейства произошло из-за зависти старших братьев к младшему, Иосифу (9). Хотя Иосиф в земле Египетской был чужестранцем и рабом, но Бог был с ним (9). Как следствие, Бог избавил его от всех скорбей его (под «скорбями» подразумевается несправедливое заключение его под стражу в дни службы у Потифара), и даровал мудрость ему (особенно в разгадавании снов), что дало ему благоволение царя Египетского фараона, который и поставил его начальником над Египтом (10)

Бог был не только с Иосифом, но со всей его семьей, ибо Он спас их от голода (11). Местом божественного избавления этой семьи опять стал Египет. Стефан вкратце сообщает нам о трех посещениях Египта братьями Иосифа: первый раз — чтобы купить хлеба (12), второй — когда Иосиф открылся им (13) и третий — когда они привезли с собой отца Иакова вместе с женами, детьми и все родство свое, семьдесят пять душ (14). Такое число дается в переводе Бытия 46:27 и Исхода 1:5 Септуагинты, хотя в еврейском тексте в обоих стихах имеется цифра семьдесят. Расхождение возникло, возможно, из-за числа переселенных сыновей Иосифа. Нам трудно представить, а Стефан об этом не упоминает, каким, должно быть, потрясением показалось Иакову это переселение в Египет. Он наверняка знал о том, что в предыдущий голод Господь настрого запретил его отцу, Исааку, «ходить в Египет», повелев вместо этого остаться в обетованной земле (Быт 26:1 и дал.). Распространялся ли тот запрет на Иакова тоже? Бог явился Иакову в ночном видении, конечно же для того, чтобы успокоить его тревоги и сомнения при Вирсавии на границе между Ханааном и Египтом и велел не бояться «идти в Египет», ибо Он пойдет с ним, благословит его и выведет его обратно (Быт 46:1 и дал.; ср.: Быт 28:10 и дал.). Итак, Иаков перешел в Египет (15). И там умер он и его сыновья, вдали от земли обетованной, в которую они так и не вернулись. Только их тела перенесены были в Сихем, чтобы там быть погребенными (16).

В Ханаане было два патриархальных места для захоронений. Первое был полем и пещерой в Махпеле, близ Хеврона, которые Авраам купил у Ефрона Хеттеянина (Быт 23); второе место было участком земли близ города Сихема, который Иаков купил у сынов Еммора (Быт 33:18−20). Некоторые комментаторы подсмеивались над Стефаном (или Лукой) за то, что он перепутал их, потому что здесь он говорит, что гроб в Сихеме купил Авраам, а не Иаков. Но сомнительно, чтобы Стефан, с его прекрасным знанием Ветхого Завета, мог допустить такую ошибку. Скорее следует предположить, что Иаков купил погребальную землю в Сихеме на имя Авраама, поскольку тот был еще жив в то время, или же, представляя общий отчет о погребении всех патриархов, Стефан намеренно объединил оба места, поскольку Иаков по его просьбе был похоронен на поле Махпела (Быт 47:29−30; Быт 49:29−33; Быт 50:12−14), а кости Иосифа были похоронены много лет спустя в Сихеме (Быт 50:26; Нав 24:32).

(3) Моисей (7:17−43)

Героем третьей эпохи в речи Стефана (17−43) был Моисей. Через его служение Бог сдержал Свое обещание, данное Аврааму, которое Он, казалось, уже давно забыл. Возможно, рассказ о служении Моисея (Лука делит его на три периода по сорок лет) длиннее и полнее, чем повествования о других ветхозаветных героях, именно потому, что Стефана обвинили в том, что он говорил против Моисея (6:11). Он не оставляет у своих судей никакого сомнения в том, что питает огромное уважение к деятельности Моисея как вождя и законодателя.

Пленение израильтян и египетское рабство продолжались в течение горьких четырех столетий. Забыл ли Бог Своих людей и Свое обещание благословить их? Нет. Он предупреждал Авраама о 400 годах рабства и притеснений (6). Но теперь, наконец, наступал назначенный час: по мере, как приближалось время (определенное время, ибо Бог есть Бог истории) исполниться обетованию, о котором клялся Бог Аврааму (17а). Бог дал Аврааму две клятвы, а именно, дать ему семя (многочисленное потомство) и землю (Ханаан) (см.: Быт 12:1−3; Быт 15:18−21; Быт 22:15−18). Первое обещание было исполнено уже во время Египетского пленения, ибо народ возрастал и умножался в Египте (17б). Но будет ли исполнен завет о земле? Только после многих страданий и лишений. Ибо в Египте восстал иной царь, который не знал Иосифа и «эксплуатировал» (ИБ) израильтян, притеснял отцов наших, даже принуждая их бросать детей своих, чтобы не оставались в живых (18−19).

В это время, когда страдания людей умножились, а надежды померкли, родился Моисей, их Богом определенный избавитель, и был прекрасен пред Богом. «Необычный ребенок», как объясняет НИВ. В этом выражении сочетается идея о его красоте и богоугодности (20). Ибо три месяца его жизни он был питаем в доме отца своего, а затем рос в египетском дворце на правах приемного сына дочери фараона (21). Поэтому научен был Моисей всей мудрости Египетской и был силен в словах и делах (22).

В возрасте сорока лет пришло ему на сердце посетить братьев своих, сынов Израилевых, чтобы узнать их положение и найти возможность помочь им (23). Став свидетелем двух случаев несправедливости, он начинает действовать. Сначала он попытался защитить израильтянина ц убил египтянина, который оскорблял его (24). На следующий день он решил примирить двух израильтян, которые дрались друг с другом, призывая их помнить, что они братья и не должны обижать друг друга (26). В обоих случаях он думал, поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение; но они не поняли (25). Вместо этого израильтянин, который обижал своего ближнего, подверг сомнению право Моисея быть начальником и судьею над ними и спросил, не собирается ли Моисей убить его, как убил египтянина (27−28). Испугавшись, что об убийстве станет известно властям, Моисей убежал, и сделался пришельцем в земле Мадиамской, там женился, и там родились от него два сына (29). Это явилось началом его второго сорокалетнего периода.

В конце этого этапа наступил поворотный момент в его судьбе, когда Моисей встретил Бога и Бог призвал его. Правда, сказано, что то был Ангел Господень, который в пустыне горы Синая появился перед Моисеем в пламени горящего тернового куста (30). Но то был глас Господень, который призвал его и объявил ему, что Он есть Бог Авраама и Бог Исаака и Бог Иакова, так что Моисей, объятый трепетом, не смел смотреть (31−32). Божественный голос велел ему снять обувь с ног, потому что земля, на которой он стоял, была земля присутствия живого Бога, земля святая (33). Эта мысль занимает центральное место в тезисе Стефана. Вне святой земли, земли обетованной, было святое место. Где бы ни находился Бог, то место становилось святым местом. Более того, Бог, Который встретил Моисея в Мадиамской пустыне, также присутствовал и в Египте, ибо Он видел притеснение народа

Своего, слышал стенание его, и потому Сам лично нисшел избавить его, и теперь посылал Моисея обратно в Египет с этой миссией (34). Сего Моисея, которого израильтяне отвергли в качестве начальника и судьи, сего Бог чрез Ангела, явившегося ему в терновом кусте, послал начальником и избавителем (35).

Третий сорокалетний период жизни Моисея прошел в пустыне после того, как он вывел народ из Египта. Его уникальное служение в качестве избавителя подтверждалось множество раз, ибо Моисей вывел их, сотворив чудеса и знамения (как и во время уникального служения Апостолов) в земле Египетской, и в Чермном море, и в пустыне в продолжение сорока лет (36). Это тот Моисей, продолжает Стефан, желая усилить главную тему своего благовествования, который предсказал сынам Израилевым пришествие Мессии как Пророка, подобного ему (Втор 18:15), это тот Моисей, который был в собрании (ekklesia) в пустыне вместе с людьми и с Ангелом, говорившим ему на горе Синае… и который принял живые слова, пророчества от Бога, чтобы передать людям (37−38). Правда (и здесь Стефан предвосхищает то, чем закончится его речь), люди, принадлежавшие к этой великой привилегированной нации, не хотели быть послушными. Они не только обратились сердцами своими к Египту, но, отвергая водительство Моисея, велели Аарону сделать им идолов, рукотворных богов, которые шли бы перед ними в их походе к земле обетованной (39−40). Они принесли жертву идолу, золотому тельцу, отлитому Аароном, и веселились перед делом рук своих (41), что заставило Бога отвернуться от них. Бог оставил их служить воинству небесному (42а). Стефан подкрепляет свое обвинение, цитируя из Книги Пророка Амоса, глава 5, которая датируется несколькими веками спустя после странствований израильтян в пустыне. Он говорит о поклонении Израиля языческим богам в течение сорока лет в пустыне. Их зоколения и жертвы приносились в действительности не Иегове, несмотря на их заявления, но больше языческим Идолам (42б−43).

Стефан прослеживает жизнь и служение Моисея в Египте, в Мадиамский период и в пустыне, и показывает, что всегда и везде Бог был с ним. Златоуст понял главную мысль Стефана. И когда Моисей обучался в египетском дворце, и когда Бог приблизился к нему в пустыне Мадиама, нигде в описании тех периодов его жизни нет «ни слова о храме, ни слова о жертве». Фактически «святая земля» у горящего куста «была более прекрасной… чем… святая святых», ибо больше нигде не говорится, что Бог когда-нибудь являлся во внутренних помещениях храма в Иерусалиме так, как Он явился в терновом кусте. Поэтому из опыта Моисея можно извлечь следующий урок: «Бог присутствует везде», и «святое место повсюду там, где только может быть Бог» [Златоуст, Гомилия XVI и XVII, с. 100−112.].

(4) Давид и Соломон (7:44−50)

Четвертая эпоха в повествовании Стефана включает в себя поселение на земле обетованной и установление монархии. Здесь впервые упоминается религиозная и культовая структура нации, а именно скиния свидетельства, которая была у отцов наших в пустыне (44).

Говоря о скинии и храме, Стефан не принижает ни того, ни другого. Напротив, эти понятия ассоциируются у него с величайшими именами в истории Израиля: с Моисеем, Иисусом Навином, Давидом и Соломоном. Далее, скиния была сделана по образцу, им виденному (44). Затем отцы наши с Иисусом, взявши ее, внесли в землю, которую отвоевали у народов (45а). В течение долгого периода она была центром национальной жизни. Так было до дней Давида (45б), который обрел благодать пред Богом и просил позволения построить постоянное жилище Богу Иакова (46). Однако его просьба была отвергнута, и дом Богу построил Соломон (47). Некоторые считают, что Стефан, говоря о переходе от скинии к храму, проявляет пристрастие к скинии, так как она была передвижной. Но он не отдает предпочтения скинии и не проявляет отрицательного отношения к храму. Ибо и то, и другое было построено по воле Божьей. Однако не противоречит ли все это тезису Стефана? Нет, ибо Стефан не говорит, что не нужно было строить скинию или храм, но утверждает, что их никогда не следовало рассматривать в буквальном смысле домом Бога. Ибо Всевышний не в рукотворенных храмах живет (48). Павел говорит о том же в своей речи, обращенной к афинским философам (17:24). И хотя эта мысль выражена весьма лаконично в Ветхом Завете, Соломон сам понял это. После построения храма он молился: «Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей храм, который я построил имени Твоему» (3Цар 8:27; ср.: 2Пар 6:18). Однако Стефан цитирует пророка Исаию 66:1−2, где Бог говорит: небо престол Мой, и земля подножие ног Моих. Какой дом, или какое место для покоя может быть построено для Него? Бог Сам есть Творец и Создатель; как можно Создателя всего сущего заточить в творение рук человеческих? (49−50).

Итак, нетрудно понять смысл тезиса Стефана. С самого начала его речи красной нитью проходит одна главная Идея. Бог Израиля есть Вездесущий Бог, Он не привязан к одному месту. Главным утверждением речи Стефана является следующее: Бог славы явился Аврааму тогда, когда тот все еще был язычником в Месопотамии (2); Бог был с Иосифом даже тогда, когда тот был рабом в Египте (9) Бог нисшел к Моисею в пустыне Мадиамской и потому объявил то место «святой землей» (30, 33); хотя в пустыне в странствиях Своего народа Бог «переходил в шатре и в скинии» (2Цар 7:6; ср.: 1Пар 17:5), все же «Всевышний не в рукотворенных храмах живет» (48). Из самого Писания становится очевидным, что Божье присутствие не в одном, точно определенном месте, но везде, и ни одно жилище не может стать местом Его обитания и удержать Его в себе. Если у Него есть жилище на земле, то оно в Его людях. В них Он обитает. Торжественной клятвой Он объявил Себя их Богом. Поэтому, согласно Его обетованию, где бы они ни были, там также пребывает Он.

б. Закон

Лжесвидетели обвинили Стефана в двух богохульствах, а именно, в том, что «этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон» (6:13). В ответ на оба обвинения Стефан развил стратегию защиты. Он утверждал, что в Ветхом Завете меньше внимания уделялось храму, но более — исполнению закона. Мы проследили за его аргументацией в отношении храма; теперь, говоря о законе, он меняется ролями со своими судьями. Стефан заявляет, что не он, а они проявляют неуважение к закону, точно так же, как их отцы до них. Обвиняемый берет на себя роль обвинителя.

Эта тема начинает звучать в самом начале речи Стефана. Его уважение к Моисею и закону не подлежит сомнению. Его признание божественной миссии Моисея бесспорно и очевидно. Рождение и воспитание Моисея произошли под водительством Бога (20−22). Призыв к Моисею прозвучал прямо от Бога, Который заговорил к нему из горящего куста (31−32). Сам «Бог послал» его на служение Своему народу как начальника и избавителя Израиля (35), и от Бога он «принял живые слова, чтобы передать» народу (38). Огромное неуважение к Моисею проявили сами израильтяне, но не Стефан. Именно они не признали Моисея своим Богом ниспосланным избавителем (25) и «оттолкнули» его (27), именно они «отвергли» его руководство (35), а в пустыне «не хотели быть послушными». Вместо этого в сердцах своих израильтяне повернулись к Египту и стали идолопоклонниками (39 и дал.). Стефан цитирует двух пророков, демонстрируя свое уважение к закону и пророкам (Амос в стихах 42−43 и Исаию в стихах 48−50), и в обоих цитатах пророки упрекали Израиль за его упрямое непослушание.

Итак, показав неверность Израиля по отношению к закону и пророкам в прошлом, Стефан обвиняет в этом грехе и своих судей.

57 Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами! вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы: 52 Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника, Которого предателями и убийцами сделались ныне вы, 53 Вы, которые приняли закон при служении Ангелов и не сохранили.

Следует отметить, как смело Стефан называет членов синедриона жестоковыйными, имея в виду их упрямство. Этот эпитет по отношению к Израилю применяли и Моисей, и пророки (напр.: Исх 32:9; Исх 33:3, 5; Исх 34:9; Втор 9:6, 13; Втор 10:16; Втор 31:27; 2Пар 30:8; Иер 17:23). Поскольку они настаивали на обрезании плоти, он называет их людьми с необрезанным сердцем и ушами, а это другое выражение, которое было обычным для Моисея и пророков (напр.: Лев 26:41; Втор 10:16; Втор 30:6; Иер 6:10; Иер 9:26; Иез 44:7) и которое подразумевает, что они были «все еще язычниками в сердце своем и глухи к истине» (НАБ). Действительно, имея в виду, что люди сознательно отвергали Божье слово, он сказал им: как отцы ваши, так и вы (51). Предъявляя более конкретное обвинение, Стефан заявил, Что они согрешили против Святого Духа, Мессии и закона. Первое, вы всегда противитесь Духу Святому (51) тем, Что отвергаете Его призывы. Второе, тогда как отцы преследовали всех пророков (ср.: Лк 6:23; Лк 11:49 и дал.; 13:34) и даже убили предвозвестивших пришествие Праведника, эти люди были еще хуже, ибо предателями и убийцами сделались ныне они сами, убийцами Того, о Ком говорили пррроки (52). Третье, несмотря на то что они обладали привилегией и приняли закон при служении Ангелов, они его не сохранили (53).

Речь Стефана была не столько речью в свою защиту, сколько свидетельством о Христе. Главной темой его обращения было утверждение, что Иисус как Мессия пришел для того, чтобы заменить Собою храм и исполнить закон. Храм и закон являлись свидетельством о Нем. Как говорит Кальвин: «Ни храму, ни закону нельзя причинить зло, когда Христос есть завершение и истина обоих» [Кальвин, I, с. 212.].

3. Стефан побит камнями (7:54−60)

Стефан был готов стать первым истинным мучеником ради Христа, скрепив свое свидетельство кровью. Его смерть была наполнена присутствием Христа. Лука в своем повествовании приводит еще три фразы, произнесенные Стефаном.

Во-первых, когда члены синедриона, разъяренные его обвинениями, скрежетали на него зубами (54), рыча словно дикие звери, Стефану, исполненному Духом, явилось видение славы Божьей (55) и он воскликнул: Вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога (56). Было высказано несколько предположений о том, почему Иисус стоял (повторяется в стихах 55 и 56), а не сидел (Пс 109:1; ср.: Лк 22:69; Деян 2:34−35) по правую руку Бога. Может быть, Сын Человеческий, как в видении Даниила (Дан 7:13−14), подведен был к Богу, чтобы принять власть и славу. Но, похоже, положение Христа в большей степени соотносилось с ситуацией, в которой пребывал Стефан. Иисус встал, быть может, либо как его Небесный Защитник, либо для того чтобы приветствовать Своего первого мученика. Как говорит об этом Ф. Ф. Брюс: «Стефан свидетельствовал о Христе перед людьми, а теперь Христос свидетельствует о Своем слуге перед Богом» [Брюс, «Английский», с. 168.].

Не желая слушать свидетельство Стефана о вознесенном Иисусе, члены совета затыкали уши свои и кричали громкими голосами, чтобы заглушить его слова. Хуже того, они хотели, чтобы он замолчал навсегда. Они единодушно устремились на него (57), и, выведши за город, стали побивать его камнями (58а). Поскольку римляне отменили право иудеев предавать людей на смерть (Ин 18:31), избиение Стефана камнями более походило на линчевание толпы, чем на официальную казнь. И все же там было некоторое подобие справедливости, поскольку, согласно закону (Втор 17:7), первыми должны были бросить камень в осужденного на смерть свидетели обвинения, а в случае со Стефаном — его лжесвидетели (стих 6:13) или сами члены синедриона. В любом случае, свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла (58б). Молодому Савлу никогда не забыть этого события (22:20). Так Лука незаметно вводит в свое повествование человека, который вскоре займет в нем главное место.

Уже во время избиения камнями Стефан обращается ко Христу: Господи Иисусе! приими дух мой (59). Его молитва схожа с той, которой Иисус, по словам Луки, молился перед самой Своей смертью: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк 23:46). И все же то были не последние слова Стефана. Он произнес еще одну короткую мольбу, преклонив колена. Он воскликнул громким голосом: Господи! не вмени им греха сего (60а). Это напоминает нам первые слова, которые Иисус произнес на кресте: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк 23:34). Следует отметить тот факт, что между смертью Иисуса и смертью Стефана существует определенная взаимосвязь. В обоих случаях имеются лжесвидетели и в качестве обвинения выдвигается богохульство. В обоих случаях казнь сопровождается двумя молитвами, когда каждый из них просит о прощении своих палачей и о принятии своего духа в момент смерти. Таким образом — сознательно или нет — ученик напоминает Учителя. Единственным отличием явилось то, что Иисус обращал Свои молитвы к Отцу, а Стефан обращал их к Иисусу, называя Его «Господом» и ставя Его наравне с Богом.

Лука заканчивает свой рассказ ярким контрастом между Стефаном и Савлом. Стефан почил (60б), что Бенгель назвал «траурным, но сладким словом» [Бенгель, с. 584.], а Ф. Ф. Брюс — «неожиданно прекрасным и мирным описанием такой жестокой смерти» [Брюс, «Английский», с. 172.]. И, в противовес, Савл же одобрял убиение его (8:1а). Позже мы поговорим о том, какое влияние Стефан оказал на Савла. А пока достаточно отметить, как ярко сияет светлая вера Стефана на фоне мрачного и убийственного гнева Савла (8:1, 3).

Заключение

В личности Стефана исследователей больше всего интересует то, что он является первым христианским мучеником. Но главной заботой Луки является нечто другой Он подчеркивает ту огромную роль, которую сыграл Стефан — его жизнь, учение и смерть — в развитии всемирного миссионерского христианского движения.

Учение Стефана, неверно понятое иудеями как «хула» против храма и закона, заключалось в том, что Иисус (как Он Сам утверждал) являлся исполнением и того, и другого. Уже в Ветхом Завете Бог был тесно связан не с обиталищем, а со Своим народом, где бы Его народ ни находился. Так и Иисус теперь готов сопровождать Своих людей, куда бы они ни отправились. Когда вскоре Павел и Варнава предприняли свое первое миссионерское путешествие, они обнаружили (как в свое время обнаружили Авраам, Иосиф и Моисей), что Бог был с ними. Именно так они и доложили по возвращении (14:27; 15:12). Воистину такая уверенность является обязательным условием в миссионерском служении. Изменения всегда и для всех болезненны, особенно когда они касаются лично нас, и нам не следует искать перемен ради самих перемен. Но жизнь истинного христианина всегда открыта для перемен. Он знает, что Бог привязан к Своей Церкви (обещая, что никогда не покинет ее) и Своему Слову (обещая, что оно никогда не останется неисполненным). Церковь Божья — это люди, а не здания, и Слово Божье означает Писание, а не предания. И пока эти главные понятия сохранены, здания и предания могут в случае необходимости исчезать. Мы не должны позволять им заключать в себе живого Бога или становиться препятствием на пути христианской миссии в мире.

Мученичество Стефана стало очень важным дополнением к его учению. Оно глубоко повлияло на Савла Тарсянина и внесло значительный вклад в его обращение, которое превратило его в Апостола язычников. Мученическая смерть Стефана явилась толчком для «великого гонения на Церковь в Иерусалиме», которое привело к рассеянию учеников «по разным местам Иудеи и Самарии» (8:16).

Мученичество Стефана и последовавшие жестокие преследования привели Церковь в полное замешательство. Но, оглядываясь назад, мы видим, как Божье провидение использовало свидетельство Стефана словом и Делом, через смерть и жизнь для распространения Благой Вести далеко за пределы Израиля.